Мелихов: — А хорошо бы сесть на лошадей, разучить какой-нибудь балаганистый спектакль и поехать вот тоже по России! По степям, по городкам, к морю… Ведь заработали бы мы себе на хлеб на площадях-то? Сложно, конечно. Ведь балаган, скоморохи — это ведь все настоящим искусством должно быть. На площадях билетов нет. Там зритель потом платит, после представления. Это если он его еще захочет до конца досмотреть. Это ведь не в театре, куда билет заранее покупаешь. А потом, нравится-не нравится — смотри, жалко уйти-то.
Зина: — Ну почему? В буфет можно всегда пройти.
Мелихов: — Но ведь заработаем мы себе на хлеб на площади-то?
Цыган (улыбается): — Заработаем, Григорий Иваныч. Веру с собой возьмем. Она нас обшивать будет, заплаты на костюмы ставить. На хлеб заработаем, на вино — своруем!
Пьяненький студент: — Гусей станем в полях воровать. А также другую всякую птицу. Я знаю, как им бошки сворачивать!
Мелихов: — Ведь можно же, теперь-то это можно ведь? Никто же за тунеядство не арестует бродячих артистов?
Учитель: — Патент все равно какой-нибудь выправить надо.
Левандевский: — Вы что же, серьезно, что ли, Григорий Иваныч?
Мелихов: — А почему нет-то?
Зина: — Да кто ж согласится из артистов поехать-то так вот, в кибитках, без теплой ванны и туалета?
Мелихов: — Не согласится, и не надо. Да я, может, и звать никого не буду. Никого вот, кроме вас. А? (оглядывает стол)
Пьяненький студент: — А что? У нас — каникулы.
Зона: — У меня жена рожает скоро.
Цыган: — А пусть она пока у нас в поселке поживет, там за ней присмотрят лучше, чем в больнице.
Иваныч: — А меня возьмете? Я же старый. Ничего почти уже не могу. Поздно мне что-то уже желать…
Левандевский: — Хворост будешь собирать, на кухне Зине вон помогать…
Мелихов: — Да-да, Иваныч. Хорошее не бывает поздним.
Зина: — Да вы что, серьезно, что ли?
Мелихов: — Но ведь хорошая идея! Легкая, радостная. Свободой наконец надышимся, а?
Зина: — А долго до моря будем добираться? Как же давно я не купалась в море!
Пьяненький студент: — Пить много не будем! Алексашка, ты с нами едешь? Не отпустит ведь жена-то?
Трезвый студент: — Да, у жены на мои каникулы другие планы.
Левандевский: — Так ты скажешь ей, что у тебя гастроли с театром. Почти и врать не придется.
Мелихов: — Учитель, а ты что молчишь?
Учитель: — Да смотрю я на вас. Напились, размечтались. И почти уже решили завтра же переменить всю свою жизнь. Самым кардинальным образом изменить. А к утру все проспятся, станет вам за сегодняшнюю искренность стыдно, в глаза друг другу смотреть, может, даже не будете. А послезавтра никто уже и не вспомнит про сегодняшний разговор. И пойдет жизнь по-прежнему. Невесело. Надоедливо. Привычно.
Цыган: — Так ты, значит, не поедешь с нами на гастроли?
Учитель: — Это в твоих кибитках-то, передвижным балаганом? Я-то как раз бы и поехал. Это из вас никто не поедет. Одни слова это все и пьяные мечты. А на настоящие дела и поступки никто и не способен…
(Молчание. Все поеживаются.)
Зона: — Вот что! Давай-ка Зиночка, мы чайку поставим крепкого. Прав Учитель. В пьяном виде только мечтать хорошо. А решения серьезные принимать надо на трезвую голову. Тем более что они не только серьезные, но и… неожиданные.
***
Картина 17.
На сцене — режиссер и журналист влиятельной газеты.
Режиссер (с почтением, даже, может, немного заискивающе): — Что скажете, Дмитрий Викторович, как вам премьера? А вы ведь ее даже не досмотрели. И на генеральном прогоне не были. Как же писать будете? Вам понравилось?
Журналист: — Думаю, что больше всего премьера понравилась работникам вашего буфета. Наша доблестная милиция так всех напугала, что антракт продолжался чуть ли не час, и зрители выпили много больше обычного. Вот выручку-то сделали!
Режиссер: — Да уж. Я думал — все, провалился спектакль. Ведь и актеры разволновались донельзя. До истерик. До валидола с корвалолом, женщины на сцену выходить отказывались. Спасибо Умпелевой, она всех организовала, заставила собраться и играть. Уж и не знаю, как она это сделала, я-то был в полной растерянности. (Пауза) Ну а как вы все-таки оцениваете постановку?
Журналист: — Честно? Как говорится, не для печати?
Режиссер: — Ну… да.
Журналист: — Дохлая пьеса. Ну что это такое? Поехал честный семьянин на курорт, там его, как последнего лоха, затащила к себе в постель одинокая баба, этакая акула районного масштаба. Ни страсти у них стоящей, ни разговоров интересных, мужик-то совсем уж какой-то простой. Как три рубля. Вы бы хоть тогда постельную сцену на сцене (ха-ха! сцена на сцене) дали. Зритель ведь любит «клубничку». Да ко всему, они еще из одного городишка оказались. Это что-то новое в жанре курортного романа. Куда там Чехову с его дамой и собачкой! Тут любовникам и страдать на расстоянии друг от друга не надо. Ну так и сделали бы из этого настоящую неожиданность, любовь этакую… неожиданную. Сорок лет жили в соседях и не замечали друг друга. И вот тебе на — поехали черт-те куда на курорт и встретились там! И у них — любовь! Они бросают все, жертвуют своими мужьями-женами, детьми и имуществом, потому что оба понимают, что это чувство — настоящее. Такого не было в жизни и не будет. Вот оно только сеть.
Так нет! Мужик, оказывается, просто сходил налево. Да и сходил-то как-то херово, с оглядкой, с опаской. Потом раскаялся, перед женой повинился, и та его приняла, сынок вот только немного повыступал на отца за оскорбленную честь матушки. И опять у них в доме тишь, гладь, любовь, голуби.
Сюжет, может, и есть в пьеске, но самый обыкновенный, и все как-то мелко и пошло…
Режиссер: — Но зрителям же понравилось! Зал нам стоя аплодировал в конце первого действия.
Журналист: — Ага. Понравилось. Особенно мужской части. Вы же мужикам разрешение на измену женам выписали. Нет, дохлая пьеса. Но актеры стараются. А что зрителям понравилось — тут уж вы не виноваты. Нашему народу и бразильские сериалы сильно нравятся. Ему что ни покажи — все хорошо будет. Да и потом — в театр же пришли, и не похлопать артистам — это невежливо, невоспитанно как-то.
Режиссер: — И… вы вот так вот и напишете в рецензии?
Журналист: — Да ну что вы, право! Я же предупредил вас, что буду говорить о премьере честно, не для печати. А в газете напишем, что ваша постановка утверждает вечные ценности семьи. Ну, ошибся муж, сгульнул, но раскаялся, понял и осознал, что главное в его жизни — это дом, жена, дети и эти, как их, птицы — голуби. А не какая-нибудь там посторонняя женщина.
Только вот рецензия будет совсем маленькая, крохотная. Да будь даже и большая, на полосу, ее все равно никто не заметит.
Режиссер: — Почему? Ведь мы же с вами договорились о хорошей, большой статье, с фотографиями?
Журналист: — Да потому что весь номер будет отдан громкому заказному убийству.
Режиссер: — А кого убили?
Журналист: — Вчера вечером на своей даче застрелен… (переходит на шепот)
Режиссер: — Какой ужас!
Журналист: — Ужас, конечно. Но, с другой стороны, теперь всех нас ждут новые выборы. А любые выборы — это, знаете ли, самая распрекрасная в газете возможность заработать. Мы на скорую руку прикинули, кто захочет баллотироваться, так есть с кого денежку доить. Наверняка во власть полезут один очень большой коммерсант, один очень высокопоставленный официальный чиновник, один из двух главных у нас мафиозо. Ну и администрация, конечно, тоже подыщет кого-нибудь на эту хлебную должность. И заметьте, у всех у них есть деньги. И не просто деньги, а большие деньги! И вопрос только в том, кто из них готов больше потратить.
Режиссер: — Как-то вы так… скоро. Покойного еще не похоронили, а вы уже о том, кто займет его место, думаете.
Журналист: — Тут торопиться надо. Просчитать все, продумать и — продаться наивыгоднейшим образом.
Режиссер: — Угу. А убийцу, как вы думаете, найдут?

Ремонт квартир с компанией ООО "СантехСтройМастер" www.repair-kvartir.ru в Петрозаводске.

• « Уроды
• » Звездный час