Э к л и с с и я. Боже, за что на меня возвели такую напраслину! Уж кто, как не я, жду не дождусь рождения этого ребенка! Да знаешь ли ты, с кем будет он бороться, готовясь к тем битвам, что спасут землю?! Да знаешь ли ты, что это я первые десять лет eгo жизни буду для него и гидрой и минотавром! Послушать бы мне только, как ревут и рычат эти гадины, чтобы я смогла приучить eгo к ним заранее!
С о з и й. Успокойся, не плачь! Лучше расскажи нам, что с Алкменой. Просто позор для Фив — предлагать богу хмурую, угрюмую любовницу. Верно ли, что она ищет средства отвратить Юпитера от eгo намерения?
Э к л и с с и я. Боюсь, что так.
С о з и й. А ей невдомек, что, коли она это найдет, Фивам конец, ­ чума и голод поразят город, и Амфитриона забьют камнями eгo же подданные. Верные жены все таковы — носятся со своей драгоценной верностью, а муж — хоть пропадом пропади!
Т р у б а ч. Ну-ну, не горячитесь, Созий, ей все равно такого средства не найти. Уж если Юпитер что решил, он не пойдет на попятный, ведь упорство — основная черта божественного характера. Сумей человек простереть свое упорство до крайности, он мигом стал бы богом. Возьмите, к примеру, ученых — они раскрывают тайны богов, заключенные в воздухе, в металлах и во всем прочем, именно потому, что упорны до безрассудства. Вот и Юпитер тоже упрям, и он добьется Алкмены. Тем более, что город давно готов к его появлению. Фиванские мальчишки пообжигали себе все пальцы, закапчивая стеклышки, чтобы не ослепнуть, наблюдая за полетом бога.
С о з и й. А музыкантов и поваров ты предупредила?
Э л и с с и я. Я сама приготовила самосское вино и пирожные.
С о з и й. Ох, уж эти кормилицы! Обставить адюльтерчик — тут вы на все руки мастерицы. Свадьбы вам не по вкусу! Возьми ты в толк наконец, что это не тайное свидание, а торжественный брачный союз! Так где же народное сборище, где толпа, где все?! Юпитер всегда требовал, чтобы его любовные происходили при большом стечении зрителей. А кого ты сейчас найдешь, когда ночь на дворе?!
Э к л и с с и я. Я как раз бегу в город — созывать бедняков, больных, калек и уродов. Моя госпожа велела собрать их на пути следования Юпитера, чтобы они растрогали его своим видом.
Т р у б а ч. Собирать для восславления Юпитера хромых и горбатых?! Какое недомыслие! Да разве можно показывать людские изъяны богу, который их никогда и в глаза-то не видывал?! Неужто вы совершите такую глупость?
Э к л и с с и я. А что мне остается? Это приказ госпожи.
С о з и й. Твоя госпожа не права. Прав трубач.
Т р у б а ч. Это прямое святотатство — доказывать нашему создателю, что он напортачил при сотворении мира! Он дарует смертным милости лишь постольку, поскольку считает нас безупречными. И вдруг — нате вам! — перед Юпитером предстанут кривоногие скрюченные существа, страдающие от геморроя и камней в почках. Вы представляете, как он на нас разозлится?! Тем более что он создавал нас по своему образу и подобию,- так кому же охота глядеться в кривое зеркало!
Э к л и с с и я. Да ведь Юпитер сам через небесный голос повелел собрать всех нищих и увечных фиванцев!
Т р у б ач. И он их получит! Я тоже слышал его повеление и принял меры. Главное, чтобы сирые и голодные из нашего города внушили ему самое высокое представление о несчастной человеческой доле. Не беспокойтесь, Созий, все уже сделано. Я только что отобрал и доставил сюда большую партию паралитиков.
Э к л и с с и я. Да как же паралитики смогли взобраться на дворцовый холм?
Т р в б а ч. Как на. крыльях взлетели! Сейчас сами убедитесь. Входите, малютки, входите! Покажите свои немощные, трясущиеся конечности повелителю богов!

Входят юные т а н ц о в щ и ц ы.

Э к л и с с и я. Да ведь это же танцовщицы!
Т р у б а ч. Ошибаетесь, они — паралитики! Во всяком случае, именно в таком качестве они будут представлены Юпитеру. Пусть продемонстрируют ему, как низко пало бедное, слабое человечество. А там, в кустах, у меня спрятана дюжина лиц, — они будут распевать гимны, представляя немых. Дополним их еще парочкой великанов (этих выдадим за карликов), и у нас будет полный комплект страдальцев, да таких страдальцев, что Юпитеру не придется краснеть за созданный им мир, и он осыплет градом благодеяний и твою госпожу и Фивы. Он с какой стороны явится?
Э к л и с с и я. Со стороны солнца, спиною к нему, — так объявили жрицы. Едва стeмнeeт, они зажгут два ряда сигнальных костров.
Т р у б а ч. Прекрасно, значит, он сможет разглядеть лица булочниц и пирожниц. Поставьте их поближе к огню. Это будут наши прокаженные.
О д н а и з т а н ц о в щ и ц. А нам что прикажете делать, гocподин философ?
С о з ий. Танцевать. Надеюсь, вы ничем другим и не занимаетесь?
Т а н ц о в щ и ц а. Да, но какой танец нам исполнить? Может быть, символический — с высокими подскоками?
С о з и й. Ни в коем случае! Вы забыли, что для Юпитера вы — калеки?
Д р у г а я т а н ц о в щ и ц а. А, так это для Юпитера? Тогда мы покажем ему «Танец форели» с резкими телодвижениями, имитирующими молнии, — это ему польстит.
Т р у б а ч. Ему, — но не вам! Боги ведь смотрят на танцовщиц сверху, а не снизу, вот почему они относятся к танцам гораздо прохладнее людей. Юпитер предпочитает разглядывать купальщиц.
Т а н ц о в щ и ц а. А мы как раз недавно разучили «Танец волн», мы исполняем его, лежа на животе и повиливая бедрами.
Т р у б а ч. Скажи-ка мне, Созий, что за воин столь поспешно взбирается на холм? Сдается мне, это Амфитрион.
Э к л и с с и я. Господи боже, и впрямь он! Ох, не сносить ему головы!
С о з и й. А я так полагаю, это к лучшему, что он явился. Амфитрион — человек справедливый, богобоязненный, уж он уломает свою жену.
Т а н ц о в щ и ц а. Ишь как несется!
Т р у б а ч. Его можно понять. Многие мужья торопятся измотать своих жен любовью, чтобы потом те в объятиях бога лежа­ли бревно-бревном. Идите, идите, малютки! Мы сейчас будем следом за вами и распорядимся насчет музыки. Пусть Фивы скажут спасибо нам с тобой, Созий, мы обеспечили гостю достойный прием. Вот что значит подоспеть вовремя. Давай-ка зачитывай свою декларацию. (Трубит.)
С о з и й. О фиванцы! Война помимо прочих своих преимуществ хороша тем, что заковывает тела наших жен в стальной непроницаемый панцирь добродетели, куда нет доступа ни похотливому глазу, ни руке, ни…

СЦЕНА ВТОРАЯ

А м ф и т р и о н жестом удаляет С о з и я и Т р у б а ч а.

А м ф и т р и о н. Твоя госпожа там, Эклиссия?
Э к л и с с и я. Да, господин.
А м ф и т р и о н. Она там, в своей комнaтe?
Э к л и с с и я. Да, господин.
А м ф и т р и он. Я жду ее здесь.

В тишине раздается голос с неба.

Г о л о с с н е б а. О женщинах. Сын Алкмены, которого она должна зачать этой ночью от Юпитера, встретит множество женщин на своем пути, и все они будут вероломны, падки на лесть и жадны до славы…
Т о л п а. Ах! Ах! Ах!
Г о л о с. Он будет обольщать их, овладевать ими, покидать их, побивать оскорбленных мужей, он погибнет из-за женщин…
Т о л п а. Ох! Ох! Ох!

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

А л к м е н а, А м ф и т р и о н.

А л к м е н а. Что нам делать, Амфитрион?
А м ф и т р и о н. Что нам делать, Алкмена?
А л к м е н а. Еще не все потеряно, раз он позволил тебе опередить себя.
А м ф и т р и о н. Когда он должен появиться здесь?
А л к м е н а. Увы! Через несколько минут, едва солнце коснется края земли. Я не осмеливаюсь посмотреть в небо. У тебя острый глаз, ты ведь замечаешь орлов раньше, чем они тебя, ­ взгляни лучше ты.
А ф и т р и о н. Вот звезда качнулась.
А л к м е н а. Это он, пролетая, задел ее. Ну придумай что-нибудь!
А м ф и т р и о н. Ведь есть же у меня голос, дар речи! Не бойся, Алкмена, я уговорю Юпитера, я попытаюсь переубедить его.

• « Жужа из Будапешта
• » Жены польских солдат в Ираке