МАРИНА. Ничего не злой. Не злая, то есть. А нечего тут ходить. И все.
БАЙЖАН. (Молчит.) Ой-бай, Маринка, ты маленький был — злой не был. Маленький был, девочка, помнишь? Моя жинка тебе конфет давал, ты плакал, лес потерялся. Потом смеялся. Моя жинка тебе конфет давал, ты смеялся? А?
МАРИНА. А, а. Корова срать звала. (Выпрямилась, перестала стирать.) Конфет… Конфет… (Пауза.) Не ври давай, конфет…
Молчат. Снова из степи из степи несется вздох, снова исчезает…
БАЙЖАН. Твой отец Вовка тут жил. Ты жил. Зойка жил. Я помню. Старый дорога работал. Машин туда-сюда ехал, сюда-туда ехал. Моя дом там был. За озеро ходил. Моя бьеге баратыр смотрел, скотина пас. Ты за грибы ходил. Маленький был. Не помнишь? С Зойкой за грибы ходил, дерево упал. Не помнишь? Вместе с ней ходили? Нет? Забыл?
МОЛЧАНИЕ.
Марина стирает белье.
МАРИНА. Конфет… Стала бы я у тебя конфеты брать, у бацилльного… (Молчит.) Я всю жизнь брезгливая. (Молчит.) Стала бы. (Молчит.) Фу! Байжан. Ну, правильно — Байжан. Меня отец всю жизнь, маленькая как была, тобой пугал: “Вот Байжан придет, заберет, утащит в лес!” Обходила тебя за километр, боялась… Правильно. В лесу мы потерялись… (Молчит.) Сто лет прошло, ты как в банке законсервированный, все такая же страхолюдина… (Молчит.) Надо же, а? Надо же, а? Вспомнила ведь, вспомнила… (Улыбается. Снова начала стирать.)
БАЙЖАН. Моя жинка не помнишь? Тебе конфет давал, на лошадь ехал?
МАРИНА. (Зло.) Да отстань! Отстань, сказала! Жинка, жинка. Научился. Иди домой, хватит тут. Людям без тебя забота. Идите домой, ну?
БАЙЖАН. (сидит на земле, опустив глаза; горько:) Моя дом сгорел. Три года назад сгорел. Дом сгорел, жинка сгорел, внучка маленький был — бедный, сгорел. Байжан один. Кынь жек. Тяжело жить, Маринка…
Марина молчит. Стирает.
МАРИНА. (Отмахнулась от комара.) Расплодились, кровопивцы! Керосином травить надо!
Байжан молчит. Марина остервенело стирает.
БАЙЖАН. (Ноет.) Утро плакаю, вечер плакаю, ночь плакаю. Болит все. Серсе болит. Вся не могу. Дочка уехал, сын уехал, другой дочка уехал. А внучка был — сгорел. Жинка моя сгорел. Аллах на меня в серсах. Помирать надо — не могу. Охота работать, охота жить, охота ходить — не могу. Зойка траву дает. Хороший баба Зойка. Добрый баба. А жинка моя — сгорел…
Байжан плачет. Марина смотрит на него.
МАРИНА. (тихо.) Голодный ты?
БАЙЖАН. Бутилка собирал. Нет. На озеро. Народ купаитса — бутилка бросал. Байжан забирал. Сдавал. Стыдно. Не голодный…
МАРИНА. Хлеба принести?
БАЙЖАН. (машет руками.) Нельзя! Нет, нет! Не надо!
МАРИНА. Ладно, не надо. Дают — бери, а бьют — беги. Не надо ему. И все.
Быстро ушла в дом, вынесла полбуханки хлебы, сунула Байжану в руки. Байжан молчит. Плачет, смотрит на Марину снизу вверх.
БАЙЖАН. Стыдно, Маринка… Стыдно…
МАРИНА. Сколько тебе… лет-то тебе сколько?
БАЙЖАН. Не знаю. Много. Забыл. Сто. Двести. Не знаю. Рука болит, нога болит. Скот пасти — силы нету. Сын уехал, дочка уехал, другой дочка уехал. Жинка сгорел. Байжан не надо никто. Байжан пустые бутилка собирал, сдавал прыемный пуныкыт. Работа нету. Жить нету. Кынь жек.
МАРИНА. Ну хватит, хватит, расхныкался. Тихо. Не плачь, сказала. Ну?
Из леса по старой дороге с корзиной в руках идет Зоя. Она в желтом дождевике, в сапогах. По-старушечьи повязалась платком. Прихрамывает на левую ногу. Увидела Марину с Байжаном. Остановилась у крыльца.
Марина оглянулась, увидела Зою. Быстро пошла к тазику. Стирает.
ЗОЯ. Здравствуй, Байжан…
БАЙЖАН. Драстуй, Зойка…
Зоя сняла плащ, встряхнула его, положила на крыльцо. Села, принялась разуваться. Под плащом — старенькая кофта, черная юбка. Старуха старухой.
МАРИНА. А мне?
ЗОЯ. Чего — тебе?
МАРИНА. Мне “здравствуй” сказать уже не надо, так?
ЗОЯ. Здорово.
МАРИНА. Здравствуй, здравствуй, сестричка.
ЗОЯ. Я думала — уехали уже. Не уехали, значит.
МАРИНА. Успеем еще.
ЗОЯ. Боюсь, не успеете.
МАРИНА. А ты не бойся. Не бойся давай.
ЗОЯ. Пора уж.
Марина молчит, смотрит на Зою, которая начала перебирать травы в корзине, перекладывать их, рассматривать.
МАРИНА. Ну, что ты как старуха ходишь? Ты ведь молодая еще. Сажей намажься давай еще, чтоб уж совсем залепуха была. Ну?
ЗОЯ. Дак старуха, старуха я и есть. Молодая — ты у нас.
Марина села на крыльцо рядом с Зоей.
МАРИНА. Зоя, милая моя…
ЗОЯ. Что? Посиди, Байжан, я сейчас… (Встала.)
МАРИНА. Сядь. Сядь. Зоинька, я говорю: посмотри на себя в зеркало, посмотри. Надо ведь за лицом поухаживать, надо педикюр, маникюр сделать, себя в порядок привести. Глупая ты. На кого похожа? Специально над собой издевается. Ты думаешь, мне эти деньги нужны? Да если бы ты их на себя потратила, я бы и слова не сказала тебе. Купила бы ты себе одежонку какую-никакую, платья ведь приличного нету. Купила бы, мужика нашла бы, дом в порядок сделала и жила бы. Дак ты как чувырла ходишь, страшнее атомной войны. Ты их решила держать и все, деньги-то, я ведь вижу. А такая инфляция вокруг. А ты их себе в гроб положишь, чем на себя потратить. Они заплесневеют у тебя, а ты так и будешь вот так вот жить продолжать. Существовать. Вот как это называется! А люди — вон как живут! Слышишь, Зоинька? А я бы эти тити-мити потратила, как надо, свою-то половину. Для жизни. Один раз живем и больше не будем, понимаешь? Понимаешь?
ЗОЯ. Поезжай. Христос тебе попутчик. Давай.
МАРИНА. (Молчит.) Христос. Христос. Христос, значит. Христовенькая ты наша. Не хочет по-хорошему. Не желает! Так вот, Зоинька, я и шага отсюда не сделаю, а своего добьюся! Шага! Шага!
ЗОЯ. Твоего тут нету.
МАРИНА. (раскипятилась.) Мешком прикинулась! Как баран на новые ворота смотрит! Все тут мое! Я, Зоя, милицию сюда приведу, разберуся с тобой по-плохому, не по-хорошему!
ЗОЯ. Деньги отец мне оставил. Опять да заново тебе. И дом мой. И все тут мое. Не верещи, птицы пугаются. Твоего тут нету.
МАРИНА. Я поору тебе, змеюка. Я поору! Пигалица! У отца скопленное было — делить надо поровну! По-человечески! По-справедливости! По-советскому! А не так, как ты!
Налетел ветерок, посыпались с яблони на землю белые лепестки.
ЗОЯ. Ладно, Байжан, пошли в дом…
МАРИНА. Стой! Стой, сказала!
ЗОЯ. Пошли.
МАРИНА. Со мной сначала поговори, потом с калбитом с этим грязным говорить будешь! Сядь, договори, реши! Ну?!
БАЙЖАН. Ой- бай…
ЗОЯ. Решила. Пошли.
Байжан пугливо встал с земли, быстро пошел за Зоей в дом. Марина следом. Зоя закрылась на щеколду.
МАРИНА. Ну, гадюка какая… А ну, открой! Открой, сказала! Ну?! Я тебя выведу на чистую воду! Ведьма! Колдовка! Вот в кого ты тута превратилася: в ведьму! Да я сюда к тебе санэпидемстанцию приведу, пусть разберутся с тобой! Устроила тут лазарет, ветлечебницу, больницу на дому колдуешь, людям мозги пудришь, да? Чему не надо быстро научилась! Я знаю тебя, ведьма! Ты тут блядям аборты подпольные делаешь! Ведьма проклятущая, колдовка бессовестная!
Бросилась к корзине, которая осталась на крыльце. Вытряхивает из нее на землю траву, грибы.
Ты посмотри-ка, а? Ты посмотри! С утра она в лес бегала, грибочки собирала! Люди добрые, какие грибочки в июне месяце?! А она нашла, ведьмюга такая! Поганочки, мухоморчики, травку она собирает! Дурман делать, людям болезни присушивать! Змея какая, с тобой тут жить страшно! Намешаешь отравы, присушишь, потом не отвяжется! Знахарка, Баба-Яга, ебит твою мать, всю кыргызню она с округи собрала! Вот, вот, вот тебе, вот, вот!!!!
Вытряхнула все из корзины, потоптала ногами. Заплакала. Пошла к тазику, стирает. Что-то бормочет, ругается.
Из степи летит стон, летит и умолкает у леса.
Сестра называется… Гадина! Ничего родственного в ней, в собаке в такой, нету… Ни капелюшечки не осталось… Ведьма! Ничего!
Из калитки к дому быстро идет Николай.
(кричит.) Кто там опять? Кто? Ты? Ты чего?
КОЛЯ. Гомонец забыл.
МАРИНА. У тебя в кармане были деньги. Мало? Какой тебе еще надо кошелек? Осетрину покупаешь, что ли? Зачем это?
КОЛЯ. (идет к дому.) Сейчас. Ихь гее туда, а потом обратно. Там пиво на пляж привезли, мороженое будет…
МАРИНА. Я ж тебя не на пляж, а в магазин посылала. Где ты был?

• « ПРЕСЛЕДОВАНИЕ И УБИЙСТВО ЖАН-ПОЛЯ
• » Песочные часы