ЗОЯ. Сиди тут. Там матрас старый — спи. Чего теперь. Ночь.
БАЙЖАН. Прости, Зойка.
ЗОЯ. Ты прости. В дом не зову.
БАЙЖАН. Нет, нет, Зойка! Моя не потому пришел, чтоб твой дом ходить. Ты думал, я сюда пришел в твой дом. Нет, Зойка. Моя уйдет.
ЗОЯ. Ну, сиди, говорю. Тут. Ложись лучше там. Вот пальтуха старая — укройся.
Байжан затих, свернулся калачиком на матрасе. Зоя поставила к двери сарая чурбак, села на него. Дверь на улицу открыла. Сидит, смотрит на пузырьки в луже. Идет дождь. Зоя вытирает мокрые волосы. Николай у окна в доме, смотрит во двор. Зоя молчит, закусила губу. Байжан кряхтит, стонет.
ЗОЯ. (Байжану.) Болит?
БАЙЖАН. Болит, Зойка. Сильно болит. Такая трава нету. Серсе болит. Такая трава не поможет. Серсе болит у Байжан. Сильно болит. Сильно.
ЗОЯ. (Молчит.) Надо тебя в дом старости определить. Бумаги надо написать. Там хоть какой-нибудь присмотр будет за тобой. А так жить — тоже не жизнь. Байжан, слышишь? В больницу тебя надо…
БАЙЖАН. В больницу надо — местов нету. Местов нету. Моя прописка нету. Моя неграмотный. Документы тю-тю. Много народу, брат. Места нету. Войну атомну надо, брат. Аллах не смотрит в меня.
Молчат оба. Идет дождь.
ЗОЯ. Сухо тебе там? Пристроился?
БАЙЖАН. Сухо, сухо. Спасиби, Зойка. Добрый баба ты. Девочка добрый был. Моя жинка тебе конфет давал. Ты смеялся. Нога болел. Моя жинка хороший был. Моя внучка сгорел. Байжан не сгорел. Аллах Байжан забыл. Ты — русский, Зойка, я — казах. Казах плохо живет. И русский плохо живет. Перестройка, брат, называется…
Молчат. Идет дождь.
ЗОЯ. (тихо позвала.) Байжа-ан?
БАЙЖАН. Ай?
ЗОЯ. Не спишь еще? (Молчит.) Скажи, как по твоему сказать “Солнце”? Я раньше знала, да забыла…
БАЙЖАН. Сонсе? По казацкому “сонсе” — кынымгезе”. Кынымгезе — сонсе… Нету сонсе. (Бормочет.) Нету. Байжана кынь жек. Нету. Нету места Байжана. Сонсе нету Байжана… Кыньжек… Нету…
ЗОЯ. Солнце… Солнце… Кынымгезе… Солнце… Солнце… Солнце…
Молчит. Идет дождь. Во дворе сгущается туман: густой и белый, как молоко.
(шепчет.) Умереть бы скорее, Господи… Умереть бы… Неужели еще и там, на том свете жить?! Жить, жить, жить?! Неужели, Господи… Не дай, Бог… Не дай Бог, не дай, Бог… Не допусти этого, Господи… Не дай, Бог… Не допусти, Господи… Не надо, Господи мой… (Плачет.)
Ослепительная молния несколько раз разрезала темноту: маленькая девочка, прихрамывая, побежала на крыльцо. Дверь дома вдруг отворилась, вышел отец девочки. На дороге, тормознув, засигналила машина, выскочил шофер — молодой веселый парень. Нагнулся, пролез под шлагбаумом, побежал к дому… Взял из рук отца девочки ковш, выпил воды несколько глотков. Хохочет. Схватил девочку, подкинул ее в руках. Та тоже смеется…
Зоя встала, пошла к дому. Николай стоит у окна. Смотрят друг на друга. Идет дождь. Сверкает молния.
Темнота
Занавес

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Третья картина.
Ночь. В комнате — Николай и Зоя. Николай сидит на кровати, прикрывшись до пояса одеялом. Весело жестикулирует. Зоя смотрит на него, не отрываясь. Гладит его руку.
ЗОЯ. Стыдно…
КОЛЯ. Брось. Никого нету…
ЗОЯ. Стыдно-стыдно…
КОЛЯ. Туфта! Нормально…
ЗОЯ. Стыдно… Обманываешь меня? Обманываешь?
КОЛЯ. Ну да! Сказала тоже! Разве ж я похож?
ЗОЯ. (улыбается.) Нет, не похож…
КОЛЯ. (спрятался под одеяло.) Вот так похож! (Замотался в одеяло по шею, встал на кровати.) А вот так — не похож!
Смеются оба тихонечко.
ЗОЯ. И что же, жить тут будешь?
КОЛЯ. А то! И жить тут буду!
ЗОЯ. Обманываешь ты меня…
КОЛЯ. Не верит, Фома-неверующая…
ЗОЯ. И что же — работать даже пойдешь?
КОЛЯ. А то! То есть, зачем это я пойду работать?
ЗОЯ. (Улыбается.) А как не работать? Все работают. Я работаю даже.
КОЛЯ. А ты знаешь такую восточную мудрость: от работы кони дохнут?
ЗОЯ. Дак ты лентяй, что ли? Вон оно что. А я и не знала. Лежебока, да? На печи лишь бы валяться? Во-он оно что! Под моим боком будешь греться?
КОЛЯ. (зарылся под одеяло.) Под твоим боком буду греться!
Смеются.
(Высунул голову, быстро.) У меня смекалка! Как же я могу работать, если у меня смекалка?
ЗОЯ. Смекалка у него…
КОЛЯ. А то? Вот ты живешь тут всю жизнь, а не понимаешь, что спокойнехонько можно лесом-полем питаться-кормиться…
ЗОЯ. (Смеётся.) Травой, что ли? Дерево грызть?
КОЛЯ. И травой тоже! И деревом! Слушай, слушай! Вот у тебя там грибы висят, сушатся…
ЗОЯ. Это прошлогодние еще…
КОЛЯ. Не имеет значения, в смысле: не играет роли! Вот грибы, да? Их вот набрать, насушить или насолить и продавать на базаре. Рубль — кучка, два рубля — штучка. А?
ЗОЯ. А у тебя какая профессия?
КОЛЯ. У меня профессий — миллион! Я б в сапожники пошел, пусть меня научат! Если Родина скажет: ”Надо!”, комсомол ответит: ”Есть!” (Смеётся.) Да никакая. Я, вообще-то, работать не люблю, я же тебе сказал. Вот сейчас на стройке тружусь, разнорабочим… Да ну ее! Я — все, что хотите! При капитализме мне бы — цены не было бы! А я вот тут родился. В этом мое несчастье. Нет, я не про текущий момент сказать хочу. Ты вот грибы, скажи, продаешь?
ЗОЯ. Я работаю. Денег хватает. Зачем? Какая-никакя, а все же работешка у меня имеется. Для себя грибы собираю. Есть. Не хватало — стыдиться, на рынке-то.
КОЛЯ. Стыдиться! Гордые мы какие! Сейчас — везде рынок!
Встал, полуодетый ходит по комнате. Зоя смотрит на него, смеется.
ЗОЯ. Баламут какой… Сядь! Спрячься!
КОЛЯ. Или взять хоть вот эту травку… (Снял с гвоздя пучок сухой травы.) Как называется?
ЗОЯ. Мать-и-мачеха… А рядом вон — Иван-чай…
КОЛЯ. О-о-о! Поэзия! Неземные звуки! Иван, да еще и чай! Полный пистон! Мать, да еще и мало того, что мать, дак еще и мачеха! (Смеются.) Вот насобирать ее кучу, насобирать…
ЗОЯ. От головы она, с приговором если…
КОЛЯ. С приговором? С приговором — не надо! (Хохочет.) Ну, ладно, насобирать ее кучу и написать табличку там, на рынке-то: ”От головы!” И продавать. Эту — от головы. Эту от руки. Эту — от ноги. Эту от жо… пардон, от задницы. Чтоб был полный косметический набор… Понимаешь?
ЗОЯ. (Смеётся.) Спрячься, баламут… Ну и врун же ты, ну и врун… Как ребенок маленький, ей-Богу… Совсем маленький… Придумает ведь…
КОЛЯ. (ходит по комнате.) Ну, ты ведь разбираешься в травах?
ЗОЯ. Не знаю.
КОЛЯ. Как — не знаю? Людей ведь лечишь?
ЗОЯ. Лечу. Ко мне много народу приходит. Бесплатно лечу.
КОЛЯ. Значит — в травах разбираешься. А в законах рынка — рын-ка! — нет!
Смеются.
(Ходит по комнате.) Или вот! Еще одна идея! Даже вот этих вот жуков насобирать кучу целую, насобирать, да? Посушить их, на иголочку вот так вот натыкнуть — раз! — покрывать лаком потом и продавать на базаре этим… ну, как их? Нумизматам, вот!
ЗОЯ. Кому-у?
КОЛЯ. Ну, этим… Ну, тем, кто их собирает…
ЗОЯ. Кого?
КОЛЯ. Да жуков-то!
ЗОЯ. Господи, да кто их собирает-то?
КОЛЯ. Да дураков мало, что ли, на свете? Есть, наверное, на свете такие, кто их собирает. Вот им и продавать! (Смеются.)
ЗОЯ. Ну и болтун ты, ну и мальчишка, пацан… Оденься, что ты так ходишь?
КОЛЯ. Ерунда. Медяшки. Мелочовка. Никто не видит. Или, думаешь, Баба-Яга с Лешим в окно заглядывают? Точно! Смотри, смотри! Встали у окна и смотрят. Всей синагогой пришли: Баба-Яга, ведьмы, Леший! У, суки такие! Идите сюда, групповухой займемся, группенсексом, ну? Побалдеем по-черному! Ну? Афиша у Бабы-Яги какая, а, видишь, а? У-у, суки позорные! Щас я вас достану, чтоб не блóндали под окнами! (Состроил в окно рожу, заорал.) Бэ-э-э-э!!! Мать вашу, век свободы не видать! О, о! Видала, как расскипидарились? Как кони топочут, врассыпную кинулись! Испугались, пезды! Глянь, глянь, как по грязи рассекают, буром прут! Как дал бы по бестолковке вам! Паразиты на теле человеческом! У-у-у-у! Держите их, падлов таких!
Зоя хохочет. Коля тоже.

• « ПРЕСЛЕДОВАНИЕ И УБИЙСТВО ЖАН-ПОЛЯ
• » Песочные часы