Пеккер. Хорошо! Нонна Соломоновна, дорогая, я очень тороплюсь. Расскажите мне, на что вы жалуетесь, и я в силу моих скромных талантов постараюсь вам помочь.
Тетка. Конечно, доктор! Вы – мне, а я – вам. Скоро вы будете при таких деньгах!
Пеккер. Каких деньгах?! Я за визит с пенсионеров деньги не беру.
Тетка. Брать деньги с родной тети?
Пеккер. Какая тетя? Скажите мне, в конце концов – вы больная или нет?
Тетка. Что значит — больная или нет? Конечно, больная! У нас в стране вы видели много здоровых?!

Появляется Стомахин с портфелем.
Стомахин. Нонна Соломоновна, вы уже здесь!
Тетка. Вот именно, Нонна Соломоновна уже давно здесь! Хорошо, что вы, Виталий Петрович, пришли! А то я вообще не понимаю — кто здесь больной?!
Пеккер. Виталий, объясни, что происходит?
Стомахин. Сейчас, пардон! (Достает маленький фотоаппарат) Улыбнитесь! (Щелкает) Очень хорошо!
Пеккер. Виталик, что ты делаешь?
Стомахин. Стомахин знает, что он делает! Антонина Ивановна, тьфу, Нонна Соломоновна, обнимите племянничка!
Тетка. Так — хорошо? (Тетка обнимает опешившего Пеккера, Стомахин щелкает)
Пеккер. Дама, подождите! Я — нейрохирург, я — не психиатр!
Стомахин. Все! Съемка окончена! Всем – спасибо! (Отводит Пеккера в сторону). Не шуми! Я не успел тебе рассказать. Мы уже связались с юристом покойной Лизы, и он уточнил информацию. У меня в портфеле все факсы. Они предполагают, что у тебя должна быть еще живая тетка, лет семидесяти.
Пеккер. Но у меня нет никакой тетки!
Стомахин. Правильно – нет. Теперь будет! На всякий случай надо подстраховаться. Антонина Ивановна — очень хорошая женщина, я с ней договорился. Если надо, она готова даже поменять документы на Нонну Соломоновну.
Пеккер. Зачем ей менять документы? Ты в своем уме?
Стомахин. Не валяй дурака, где в нашем городе я найду тебе настоящую Нонну Соломоновну, которая могла бы быть теткой Пеккера? А фото я сегодня же вышлю Майклу Левайну, адвокату твоей покойной тети Лизы.
Пеккер. Все, хватит! С теткой ты договорился, а с племянником — нет! Я не знаю ни живой Нонны, ни покойной Лизы! И знать не желаю! И все, я иду на работу! У меня в палате двое тяжелых больных.
Стомахин. Эухенио, я уверен, вы с ней подружитесь. В конце концов, поверь – это формальность. Антонину Петровну я знаю давно, иногда она подрабатывает в суде, свидетелем.
Пеккер. Каким свидетелем?
Стомахин. Господи, Женя, тебе это надо? Крутится человек.
Тетка (Стомахину). Виталий Петрович, так я могу идти, а то «Лилия» уже скоро!
Стомахин. Конечно, можете! Спасибо большое, Нон…Антонина Ивановна! А я чувствую, что сегодня серию, к сожалению, пропущу, так вы мне расскажете?
Тетка (уходя). Это – всегда, пожалуйста! Звоните в любое время! Только не в 17.30!

В этот момент раздается телефонный звонок. Пеккер берет трубку обычного телефона.
Пеккер. Да! Слушаю вас, Катя. Плохо Гулько?! Конкретнее!.. Так. Ставьте капельницу и готовьте операционную. Я сейчас буду! (Заканчивает разговор и обращается к Стомахину). Извини, родственник! Вот, когда человеку действительно плохо – стоит почесаться. А в остальных случаях – я не уверен!
Стомахин. Когда ты будешь дома? Мы же не договорили!
Пеккер (убегая). Я лично договорил, и ты вроде – тоже!

КАРТИНА 2-я.

В кабинете Пеккер и медсестра Катя. Пеккер моет руки.

Пеккер. Ну, вот, Катюша, как говорится, инсульт-привет! То есть инсульта у Гулько — уже не будет!
Катя. Как же у вас это ловко получается, Евгений Семеныч! Даже смотреть страшно!
Пеккер. Не понимаю, почему страшно?
Катя. А я все время думаю, чтобы было бы с больным, если бы не вы? Вы, вправду — хирург от бога!
Пеккер. От бога я, Катенька, лентяй и сибарит! А это все – чувство долга… Кстати, Катя, вы знаете, что такое чувство долга? Это шестое чувство, которое мучит человека долго-долго.
Катя. Если это шестое чувство, значит, оно не у всех есть?
Пеккер. И слава богу! Должны же быть на Земле — счастливые люди. А тому, у кого есть чувство долга – счастье только снится! Оно, это чувство, его и доконает!.. А теперь можно и горло промочить.
Катя. Давайте, Евгений Семеныч, я сделаю кофе!
Пеккер. Себе, Катя — сделайте, а у меня любимая жидкость с собой. Все-таки законный выходной, а я с утра как чувствовал, практически не принимал.
Катя. И не надо!
Пеккер. Как не надо? А традиции? Скажем, орден надо обмыть, а успех – закрепить! Где мой закрепитель? (роется в кармане висящего на вешалке пиджака и достает флягу с коньяком)
Катя. А можно и я с вами, Евгений Семеныч!
Пеккер. Со мной? Я думал, Катя, вы не пьете!
Катя. Почему же – пью. По праздникам. Ну, или, когда есть проблемы.
Пеккер. Неужели, Катя, у такой красивой девушки тоже проблемы? Наверняка — на личном фронте? (откручивает крышку фляжки и наливает в маленькие рюмочки). То-то я смотрю – тот больной…Как его фамилия?
Катя (смутившись). Микунов.
Пеккер. Верно, Микунов. Уже месяц, как выписался, а все время заходит. Уж не к вам ли?
Катя. Ко мне.
Пеккер. Ух-ты! Выходит, все серьезно.
Катя. У него – вроде серьезно, а я… А вы, что о Микунове можете сказать? Хороший он человек?
Пеккер. Знаете, Катя, я его рентген лучше запомнил, чем его самого. Но, скажу вам: влечение медработника к своему пациенту – дело обычное. Это как Пигмалион к Галатее, то есть тянет к делу рук своих.
Катя. А влечение к товарищам по работе?
Пеккер. Тоже случается, но я бы на вашем месте этого избегал.
Катя. А что вы еще можете посоветовать молодой девушке, Евгений Семеныч?
Пеккер. Совет? Какой, Катя, я могу дать вам совет. Только один — смотрите на мужчин внимательно! Нам же все время от вас что-то нужно…
Катя. Евгений Семеныч!
Пеккер. Я не об этом, Катя, это как раз можно сколько угодно! Я о другом. Столько случаев, Катя! Ужас! Один женился — у нее квартира! Другой — у нее машина! А я вообще знаю жуткий случай. Молодой хирург из районной больницы женился на больной. У него была такая любовь, что он ей лично вырезал гланды, гнойный аппендицит, грыжу, а потом вдруг потерял к ней всякий интерес. Как отрезал, понимаете? Та, конечно, расстроилась страшно. А ей одна женщина, тоже больная, говорит, что вы плачете, сделайте УЗИ. И УЗИ показало, что у той камни в желчном пузыре и опущение почки третьей степени. Она так обрадовалась, показала хирургу это УЗИ — и он тут же вернулся!
Катя. И хорошо!
Пеккер. Да? А когда она умерла, он на второй день женился! На больной из соседней палаты.
Катя. Вы все шутите, Евгений Семеныч!
Пеккер. Шучу, а что мне остается? (выпивает)
Катя. Тоже быть счастливым. Разве вы не заслуживаете, чтобы какая-нибудь женщина снова сделала вас счастливым? Почему вы больше не женитесь?
Пеккер. Из человеколюбия и гуманизма, дорогая! Что хорошего я могу сделать близкому человеку, кроме анализов?
Катя. Вспомнила, Евгений Семенович, вы не выполнили распоряжение главврача, о том, что все сотрудники должны сдать анализы и пройти обследование на УЗИ. Вы меня подводите, я же – ответственная.
Пеккер. Катя, нельзя быть такой ответственной. Женщине это не идет. Но обещаю – завтра все пройду по полной программе.
Катя. Спасибо, давно бы так…Евгений Семеныч, скажите, а вы… свою жену сами оперировали?
Пеккер(после паузы). Сам. Операция прошла хорошо. Я разрезал и сразу красиво зашил. Это было бесполезно.

Стук в дверь. В кабинет просовывает голову Зверев в больничной пижаме. Рукава курточки отвернуты, и видны руки в наколках.
Пеккер. Входите, Зверев. Что вам?
Зверев (входит, потупясь). Мне – ничего не надо. А для вас, доктор, я, что хотите, сделаю и не обломаюсь!
Пеккер. Спасибо, дорогой! Мне вроде тоже ничего не надо!
Зверев. Надо! Именно вам – и надо!.. Так я и сделал уже. Грех на душу взял. Вот! (Протягивает Пеккеру паспорт).
Пеккер. Зачем мне ваш паспорт?
Зверев. Это — ваш. Я тут замёл его на минутку, пока вы оперировали.
Катя. Зверев, вы что, опять взялись за старое?!
Зверев. Я со старым давно завязал, Катя, вы знаете. Но ради Евгений Семеныча… Не только вы, я тоже ради него…

• « Выбор
• » Сарай