Левайн (разглядывает фото). Да-а, мог бы выглядеть и получше, ведь мы с ним, между прочим, одногодки. Как говорил мой папа, старость дается человеку один раз. И до нее надо дожить!.. А рядом с ним кто?
Култи. Как кто? Его тетка. Все, как мы запрашивали. Обнимаются. И даже, по-моему, похожи.
Левайн. Ага, значит — нашел?! Я смотрю, мистер Култи, этот Пеккер оперативно крутится, я, признаться, не ожидал.
Култи. И не говорите! А этот его Стомахин просто забрасывает меня письмами и постоянно спрашивает – когда? Он даже в случае чего — пригрозил европейским судом в Страсбурге.
Левайн. Боже, какая демократичная страна! Давно ли они там узнали – в какой стороне этот Страсбург находится?! Что ж, придется ехать. Двадцать пять лет я не был там. А родился я, мистер Култи, в Киеве, в матери городов русских.
Култи. Чьей матери?
Левайн. Городов русских. А сейчас Киев – это уже совсем не Россия.
Култи. Почему? Я не понимаю.
Левайн. Не напрягайтесь, мистер Култи, это вредно для пищеварения… В Киеве, недалеко от места, где я жил, родился Булгаков. Вы читали Булгакова?
Култи. Нет, уже двадцать лет я читаю «Таймс».
Левайн. Одну газету?
Култи. Почему одну? Каждый день разные. «Таймс» — ежедневная газета.
Левайн. Да, мистер Култи!.. Я полагаю — вам со мной ехать незачем.
Култи. Но, мистер Левайн, вы тоже можете не ехать! Деньги легко перевести. Правда, представьте, у Пеккера нет счета в банке, но это поправимо.
Левайн. Как нет счета? Совсем?! Он что, банкрот?
Култи. Судя по всему — нет. У него вполне средняя для тех мест зарплата. Однако, он ее тратит, как-то не заходя в банк.
Левайн. Любопытно! Впрочем, время еще есть. Вылететь я смогу не раньше, чем через две недели. А мы должны полностью выполнить все основные пункты завещания уважаемой тети Лизы. И дополнительные тоже. Вот тут я составил еще буквально пару запросов. Этого им как раз хватит до моего приезда.
Култи. О’кей, мистер Левайн, сегодня же отправлю!
Левайн (в сторону). Простите меня, дружище Евгений Пеккер, но вам придется еще немного потрясти своей ленивой задницей!

КАРТИНА 5.

Стомахин и Пеккер на веранде дома Пеккера. Из дома слышны строительные шумы.

Стомахин. Значит, ты требуешь, чтобы я оставил тебя в покое, так? Сейчас, когда все на мази?! Когда я действительно поверил, что наследство неизвестной ни тебе, ни мне, но от этого еще более горячо любимой тети Лизы — не где-то в воздухе, или в кино, а наяву, и почти твое!
Пеккер. Пойми — мне противно этим заниматься! Даже, если это действительно какая-то моя дальняя родственница…
Стомахин. Ах, нам противно! Все люди кругом давно крутятся, потому что ничего и никому в наше время уже не преподносят на блюдечке! А тебе не надо?
Пеккер. Надо! Но не любой ценой. Я хочу заниматься своей профессией! И позволь мне остаться в своем времени без всяких там мобилок, факсов и несуразных телодвижений. И чесаться, и крутиться не круглосуточно, а только когда чешется или хочется на диване перевернуться на другой бок!
Стомахин. А ты и занимался всегда исключительно тем, чем хотелось. Но ты забыл, какие баулы с тоннами шмоток Рая таскала на себе из Китая сюда, на базар, а ты, здоровенный мужик, работал тогда участковым дохтуром и только шутил: «Тетя Рая, тетя Рая, вам посылка из Китая!..»
Пеккер. Я не виноват, что врачам тогда платили ниже прожиточного минимума, да еще и задерживали выплату.
Стомахин. И врачам, и твоей жене, учителю географии, если помнишь, тоже. А что ты делал, чтобы изменить ситуацию? Ты искал частную практику? Ты пытался подработать, хотя бы в отпуске? Ты поймал летом хоть одну рыбу, чтобы твоя жена приготовила твоей дочке, потому что детям нужен фосфор!
Пеккер. Ну, знаешь?! У нас в семье – никто не ловил рыбу, и я не умею.

Строительный шум, время от времени возникавший во время разговора стихает, и в этот момент появляется Мастер, который, как выясняется, по распоряжению мэра делает в доме ремонт. В руках у него – кувалда.

Мастер (оглядевшись). Понимаешь, хозяин, стен у тебя много!
Пеккер (недоуменно). Почему много? Нормально. И вообще, ремонт – не моя
идея, а вашего мэра.
Мастер. Это да. Но — целых четыре стены! Многовато, на хрен!
Неожиданно бьет кувалдой по стенке позади наших героев. Поднимается пыль.

Пеккер. Что вы делаете, стенка обвалится!
Стомахин. Осторожнее! Дом – старый.
Мастер. Я вижу ты, хозяин, в евроремонтах — дубовый как плинтус! Стенка — враг
уюта!
Пеккер. Скажите, а когда вы планируете все закончить?
Мастер. Ну, евроремонт – это, как говорится, год в грязи, зато потом – и жалюзИ, и джакузИ! Так что думай, хозяин…

Мастер уходит, и снова начинается строительный шум.

Стомахин. Даже в твою больничку, Пеккер, тебя устроила Рая. И для этого ей пришлось ой, как покрутиться и прогнуться!
Пеккер. Но я же – хороший врач!
Стомахин. Очень хороший, с этим никто не спорит. И гордый. Ты даже запрещал Рае брать у меня деньги. А помнишь, как мы были с тобой в магазине, и ты нашел сто долларов? И счастливый, принес их домой.
Пеккер. В Цуме?
Стомахин. Вспомнил! Ты еще порывался спросить у всех рядом стоящих, не они ли выронили денежку? Так вот, это я выронил. И боялся, что ты не заметишь, и ее умыкнет кто-то другой, не такой гордый.
Пеккер. Значит, я должен тебе сто долларов…

Снова резко стихает строительный шум, и опять появляется мастер.

Мастер. Ну, доктор, сейчас будем вам главную красоту устанавливать.
Пеккер. Здесь будете или в гостиной? Нам выйти?
Мастер. Какая гостиная?! Сердце евроремонта — сантехнический узел! Будем вам
унитаз устанавливать, на хрен! Последней модели, с подогревом опорной
поверхности.
Пеккер. А это еще зачем? Давайте простой.
Мастер. А другого нет. Мэр лично выделил.
Стомахин. Ладно, подходит! Устанавливайте.
Мастер. Я к тому, что можно, так сказать, сходить в последний раз.
Пеккер. Спасибо, можно мы потерпим и поговорим…

Мастер уходит. Снова шум.
Пеккер. Достал мужик… Только, пожалуйста, не говори мне, что у меня есть
дочь, и ей нужно учиться. Лучше бы за границей.
Стомахин. Зачем говорить? Ты сам знаешь.
Пеккер. Знаю. Рая только об этом и мечтала. Даже пыталась на это откладывать.
Стомахин. И что бы она тебе сейчас сказала?
Пеккер. Как всегда. «Решай, милый, любое твое решение будет правильным».
Стомахин. Моя сестра была хорошей женой… И хватит рефлексировать,
Эухенио! В конце концов, пятнадцать, даже двадцать процентов можно будет
отдать в детский дом.
Пеккер. А этот бывший гэбэшник, мэр моей малой Родины со своими планами?
Стомахин. У меня – идея! Давай его просто — переизберем. И это обойдется тебе,
Эухенио, совсем недорого. Пусть только закончат ремонт.

Снова появляется Мастер с кувалдой.
Мастер. Ну, хозяин, не повезло тебе! Как говорится: окна у тебя — косяком, потолки
– матюком…
Пеккер. Повторяю, ремонт – не моя идея, а инициатива мэрии.
Мастер. Это я понимаю. Но и вы поймите. Можем сделать — согласно калькуляции, а можем — по-человечески.
Стомахин. Я все понял. Делайте по второму варианту. Оплата аккордная – последний аккорд ремонта, и получаете премиальные: за окончание, за качество и отдельные деньги – за некручение головы хозяину.
Мастер. Теперь — ясно!
Стомахин. Извините, мне знакомо ваше лицо.
Мастер. А у вас ребенок не в школе номер пять учился?
Стомахин. Да, в пятой.
Мастер. Преподавал я там литературу после филфака. Но давно
переквалифицировался, на хрен!

Неожиданно бьет кувалдой по стенке позади наших героев. Стенка рушится. Пыль столбом.

2-е ДЕЙСТВИЕ

КАРТИНА 6

В кабинете больницы Пеккер и Катя.

Пеккер. Если бы вы знали, Катенька, как достала меня эта история с
наследством, о которой уже знает весь город!
Катя. Ну и пусть! Зато теперь вы сможете дать образование дочери, в конце
концов, напишете диссертацию.
Пеккер. Еще моя бабушка говорила дедушке, когда он выиграл рубль в

• « Выбор
• » Сарай