носили – бочонком, босоножки – на высоких каблуках, на талии широкий лаковый пояс, самый
в ту пору модный. И была совершенно ошарашена, когда комиссия попросила меня снять
босоножки. Пока снимала, пояс свалился, платье повисло. Пытаюсь водворить пояс на место,
говорят: «Не надо!» Так и вышла с экзамена босиком в разоренном платье. Ребята, ожидавшие
за дверью вызова, никак не могли понять, зачем меня разули. Да и сама я потом только
догадалась: не красота моя комиссии нужна, им посмотреть надо было, как говорят в театре,
мою фактуру…
Несмотря на все мои страдания, в студию меня взяли только кандидатом. В течение двух лет
я была кандидатом (то есть без стипендии, без уверенности, что оставят на следующий год!)
Понемножку стали занимать в репертуаре… Отношение к театру у нас было как к чему-то
недосягаемому и святому. Мы очень ценили наших старших товарищей. Помню, как меня и
подружку мою (тоже потом ставшую актрисой тюза) Тусю Попову поместили в гримуборную
со старшими: Валентиной Строгановой, Марией Черняевой, Галиной Хлебниковой. Как же мы
боялись их строгого суда! Нам очень хотелось, чтоб нас признали, приняли в свой коллектив
те, кого мы по праву считали настоящими актерами…
Студия… Самое замечательное время… У нас было постоянное ощущение, что нужно во
что бы то ни стало дотянуться, дорасти до старшего поколения актеров. А ориентиры у нас
были высокие!
В студии наша группа главным образом работала с Давыдовым. Это был основной
режиссер-педагог, работавший с травести. С Юрием Петровичем мы тогда в работе не
встречались и боялись его – ужас!
В дипломном спектакле «Молодая гвардия», который он ставил, у меня была фраза: «Ведь
одна только наша Ворошиловградская область осталась свободной на всей Украине!» Как
только я ее ни произносила, какой только смысл ни старалась в ней высветить! Ничего не
получалось. В слезах я вылетала со сцены… Когда репетиция кончилась, Киселев, понимая,
что со мною происходит, стал меня убеждать: «Деточка, настоящий артист – это тогда артист,
когда и слов не надо. Ты подумай! У тебя целая фраза, да еще какая! Ведь в ней целая
история!» Так вот начиналась наша работа…
Самая с той поры большая для меня радость — находиться на сцене хотя бы ради одной
фразы. Вот в «Традиционном сборе» мы с Тусей Поповой полтора часа гримировались, чтобы
выйти в конце спектакля и произнести: «Крокус распустился». Но это было для нас не менее
важно, чем сыграть большую роль…»
Студия помогала тюзу Киселева быть театром ансамблевым, где каждый не только сам по
себе, но и участник целостного действа, активно зараженный единым режиссерским рисунком-
замыслом.
Владимир Краснов:
«Да, студия – это молодость наша! Золотая пора, самая дорогая… Было благоговение!
Студийность – не обучение в институтских аудиториях. Тут и теория и практика сливались,
объединялись. И верх брала, конечно, практика. Мы жадно впитывали все и, казалось, все
могли. Здесь нас учили, нам помогали, показывали, как надо. Но главное – сам! Система
студийного воспитания – это когда все входит в тебя естественно и глубоко…
Помню Юрия Петровича властным, жестким. Он был для нас, юных, как меч карающий. Я
его, признаюсь, тогда даже боялся…
А наши ночные – на пределе безумной усталости — репетиции!..
И еще: тогда, в наши студийные годы, в театре… ходили на цыпочках! Юрий Петрович и
все вокруг сами так относились к театру, и мы это чуяли, и нам это передавалось. Мы не смели
входить за кулисы. Мы знали, что там что-то такое происходит, до чего нам далеко… Нам туда
нельзя… Пока. Там – тайна!..»
Ольга Кутина:
«Наша студия – это куда более поздние годы. Это уже Слоновское училище. Но и с нами все
было очень похоже. Радости и несчастья – всегда вместе… Помню, как очень больно, очень
лично переживали мы тяжкие тюзовские утраты: Владимир Псеха, Балакин, Николай
Александрович Архангельский… Здесь, в тюзе, проходило наше взросление. Мы все
чувствовали: тебе помогают, тебе подстилают, но с тебя и требуют! Юрий Петрович, бывало,
говорил: «Ребята, вы должны серьезно подумать, что для вас этот театр. Если решаете уйти –
лучше уходите сейчас. Потому что на вас большая надежда. А выбор – за вами…»
Елена Вовненко:
«А как все работали вдохновенно! И неустанно. Откуда только силы брались! Мы, юные,
уходили с репетиций поздно ночью – возвращались поутру: клубы сигаретного дыма, и
старшие все – на местах. Работа, оказывается, не прекращалась… Удивительно заражала эта
атмосфера поиска, которая, в первую очередь, конечно же, связана была с Юрием Петровичем,
с его неиссякаемым энтузиазмом…»

Групповой портрет

Один из театральных критиков как-то верно заметил, что творческая судьба Ю.П. лучше
всего просматривается на фоне группового портрета. Здесь и все директора тюза, и художники,
и музыканты, и завлиты, и помрежи, и завтруппой, и педагоги, и работники цехов разных
десятилетий, словом все без исключений, кто был и оставался с ним.
Но прежде всего это актеры разных поколений.
Театр Киселева – безусловно актерский театр. Таким он был во все времена. Таким остается
и поныне.
Ю.П. доверял интуиции актера, его чутью, ассоциативным способностям, его обаянию.
Что за притягательная сила – актерское обаяние? Пленяющая естественность сценического
рисунка? Трогательная непосредственность переживаний? Колдовская пластика? С этим
рождаются? Или обаяние приумножается неустанным трудом?
Ясно только, что оно властно и неотразимо и что имитация здесь не помогает.
И сегодня труппа тюза Киселева – собрание обаятельных актерских личностей…
Чеканно-внятная дикция (такая редкость в современном театре!) и царственно-благородные
манеры Валентины Строгановой…
Обезоруживающе лукавое простодушие и подкупающая убедительность Тамары
Лыковой…
Безукоризненно-доказательная выстроенность ролей Елены Росс…
Покоряющая неподдельной правдой жизни, гибко-характерная органика Владимира
Краснова…
Строгая сдержанно-лаконичная мудрость и затаенно-взрывной темперамент Александра
Соловьева…
Выразительная сосредоточенность жеста, впечатляюще-статная фактура и внутренняя сила
искусства Григория Цинмана…
Актерские способности Бориса Федотова, помноженные на его разностороннюю
образованность и незаурядную литературную одаренность…
Искрометно-очаровательное озорство и лирическая проникновенность Елены Вовненко…
Многозначительно-таинственный и завораживающий тон Татьяны Лукиной…
Искренне-романтический почерк Александра Федорова…
Трогательная порывистость и чистосердечная возвышенность Ольги Кутиной…
Благородное душевное тепло Любови Кочневой…
Богатство мелодических интонаций Татьяны Чупиковой…
Трагикомическая, импровизационная техника и гротескный дар Сергея Степина…
Светлая и пылкая незащищенность Марины Полозовой…
Щедрый и яркий талант Вики Шаниной…
Шаржированная комедийность Ильи Володарского…
Отдельный разговор – обаятельные тюзовские травести…
У каждого – свое, а все вместе ТЕАТР КИСЕЛЕВА.

Странный народ – эти актеры. Очень странный. Поговорка «работа не волк…» для них не
существует. Так воспитал их Мастер. Состоять при службе и не работать – не ведомо для них
такое лукавство бытия. Работать на полную катушку, изо всех возможных сил, сверх всяких
возможных сил – для них счастливый удел. Год, месяц, неделя вынужденного простоя –
неодолимая тягота, сущий ад… Роль… новая роль… Главная? Да хоть какая… Нет, конечно,
главная лучше, никто не спорит. Но никто на этом и не настаивает. Такая вот, не слишком
заметная, тоже сгодится… Если уж другую, посущественней нельзя получить. Что ж, и из
малой роли можно скроить, вытянуть, выстроить что-нибудь интересное и заметное! Только
бы… только бы роль… новая роль…

• « Трое на качелях
• » Ален Делон не пьёт одеколон