голова, густые брови, цепкие глаза, орлиный нос, звучный голос: «Здравствуйте!» Вместе со
всеми поздоровалась и я. Поговорив с Н.А.Архангельским, мужчина ушел. Я – соседке: «Кто
это?» Та на меня квадратными глазами: «Ты что? Это ж Ки-се-лев!»
Юрий Петрович тогда, конечно, не запомнил меня. Люди в театре часто меняются…
А дальше пошла работа…
Сдавался спектакль «Воспоминание» по пьесе А.Арбузова. Напарница моя уволилась, и
бутафорила я одна. Своего рода экзамен. Сдам – мастер, нет – мелюзга. Волновалась. Сдав
очередную поделку, бежала на галерею подсматривать, как ее актеры примут. Для одной сцены
надо было сделать апельсиновый пирог. Надо – значит надо. Старательно вырезала этот пирог
из поролона, украсила, закрепила на тарелке, чтоб не упал, сдала готовый продукт в реквизит, а
сама – на галерею… Угадала точный момент. Е.А.Росс (она играла героиню спектакля)
выходит на сцену, выносит мой «пирог», начинает говорить свой текст… И вдруг из темного
зала – оглушительное «Стоп!»
У меня сердце – в пятки. Смотрю, из зала на сцену быстро поднимается Юрий Петрович.
«Ну все, сейчас он разнесет мою стряпню в пух и в прах»…
А он подходит к Е.А.Росс и пристально разглядывает «пирог».
А потом – о, Боже! – трогает его пальцем!
Минутная пауза, Юрий Петрович возвращается в зал и продолжает репетицию.
Позже я узнала, как уже после репетиции Юрий Петрович удивленно сказал: «А я думал –
настоящий пирог!»
Ай, да я!
А еще: ставился спектакль «Дом на песке» по пьесе Рустама Ибрагимбекова. На сцене –
огромный осколок скалы, отравляющий жизнь героям пьесы. Поделочники смастерили каркас
скалы, а я ее обработала. Расписали и сидим, ждем шефа.
Юрий Петрович внимательнейшим образом осмотрел «скалу», зашел с одной стороны, с
другой, присев на корточки, глянул снизу. Лицо строгое, брови нахмурены. Так, думаю, не
понравилось. И вдруг брови поползли вверх, глаза довольно прищурились, на лице – улыбка:
«Хорошо, деточка. Я доволен».
Деточка… Да. Мы все были для него деточки.
«Я доволен, деточка» – и ты орденоносец.
«Нет, деточка, здесь надо подумать» – и начинаешь ломать голову в поисках единственно
верного решения.
Театральное дело тяжелое, выдерживают не все…
Открывая свой последний сезон, Юрий Петрович сказал: «Мы с вами, друзья, строим
дворцы из снега – прекрасные, но недолговечные»…
Время – вещь жестокая… Пройдет несколько лет, и в театр придут новые люди, никогда не
знавшие Киселева… Но останется, должна остаться – непременно! – память о нем, о нашем
общем театральном деле»…

Вечер памяти Ю.П. продолжается:
На мой взгляд, Юрий Петрович создал
нечто большее, чем еще одну актерскую
труппу, еще один театр в море-океане нашей
культуры. Он создал театр – остров света,
тепла и радостного общения, ТЕАТР – ДОМ.
Он и начинал с того – в далекие сороковые,
что жил в этом доме. Другого жилья тогда не
было. Жил на Вольской, 83, с отцом Петром
Ивановичем Киселевым и матерью Алек-
сандрой Семеновной Прозоровой…
Прервемся здесь на полуслове и обратимся к воспоминаниям о былом Екатерины
Владимировны Поливановой – запись эта в 1997 году сделана М.Ю.Киселевой:
«Впервые судьбы наших семей пересеклись сразу же после революции. Отец мой, как
дворянин, офицер, земский начальник города Семенова Нижегородской губернии, и Петр
Иванович Киселев, как состоятельный человек, торговец ложечным товаром в Семенове, были
арестованы и сидели в одной камере Нижегородской тюрьмы. Вскоре их, правда, выпустили.
В начале нэпа Петр Иванович опять попробовал наладить дело и, видимо, совершил ошибку.
Году в 28-м его лишили голоса, отобрали дом, имущество, и у них с Александрой Семеновной
началась бродячая жизнь. Вынуждены были скрываться какое-то время, из Семенова уехать,
жить врозь. Юра оставался в Семенове один.
В 1929 году, после смерти моего отца, мы с мамой вернулись в родной город. Мама моя,
Елизавета Георгиевна Поливанова, из обедневшей дворянской семьи, выпускница
Нижегородского Мариинского института благородных девиц, преподавала в местной школе,
где мы с Юрой учились, немецкий язык и живопись. Мама сразу же организовала при школе
драматический кружок. Вот там-то мы с Юрой и познакомились, как следует, подружились на
всю жизнь. Юра был года на два меня помоложе, был в меня влюблен. Я, конечно, смотрела на
него, как на мальчишку. Но с годами эта разница в возрасте совершенно сгладилась.
В те годы Юрочке пришлось очень тяжело. Его как сына лишенца исключили из школы, но
разрешили сдавать экзамены экстерном. Но занятий в драмкружке он не оставлял. Мы ставили
классику («Грозу», «Бесприданницу» и др.), модные в те годы пьесы. Сами шили костюмы.
Иногда, особенно для пьес Островского, брали у местных жителей: тогда в сундуках еще много
чего хранилось. Сами делали декорации. Наш кружок был очень популярен у жителей, все
ходили на наши спектакли: ведь в Семенове театра не было. Ездили по деревням с агитками,
скетчами. Сборы от билетов отдавали крестьянам для покупки техники. Нищета была в те годы
страшная. Питались в основном картошкой. Но жизнь мы любили, настроение было
удивительное, была вера, что мы что-то строим, чего-то достигаем. Только вот враги, мол,
мешают, кулаки, буржуазия.
Юра к нашей семье очень тянулся, проводил у нас все свободное время, в каникулы жил в
нашем доме. Моя мама первая отметила его одаренность, благословила на театральную студию
(его родители были против, им хотелось какой-нибудь более серьезной профессии для сына). В
эти школьные годы мы с Юрой дважды ездили в Москву. Ходили по театрам, по музеям…
Работать Юре пришлось начать очень рано, с 15-16 лет. Сначала в строительной
организации в Нижнем таскал рейку и одновременно работал во вспомогательном составе
Нижегородского драмтеатра, затем в кукольном театре. Когда мог, всегда приезжал к нам в
Семенов, привозил новые пьесы для кружка, книги. Затем, в 1930 году, поступил в школу-
студию Камерного театра в Москве… Переписывались мы с ним всю жизнь… В Семенове до
сих пор сохранился родной дом Юры, крепкий, деревянный, довольно большой (построен еще
его дедом). Сейчас там городской ЗАГС. Напротив – школа №1, где мы учились. У меня
сохранились Юрины юношеские рисунки: он очень хорошо рисовал»…

И вновь мы в Саратовском тюзе на вечере памяти:
Когда Юрий Петрович припоминал, как отец его,
не больно жаловавший театральное ремесло, глядел
все-таки спектакли своего сына (и не раз! «Молодую
гвардию» так 17 или 18 раз отсмотрел, о чем сын его
всегда помнил и говорил об этом не без удивленной
гордости), все это происходило так: там, слева от зала,
— их квартира, их жилье, их угол, а тут, рядом, через
стену, зрительный тюзовский зал. Из дома и выходить
не надо было…
Но главное, конечно, в другом… Юрий Петрович
создал Театр-Дом – дом для актеров, для зрителей, для
Саратова. Театр, как мы теперь привычно говорим,
домашний, семейный, где на сцену всегда смотрели и
смотрят сообща: отцы и дети, отцы и деды, малые да
старые, ученики и учителя. И на сцене для них работа-
ют и дети, и отцы… И так было всегда в Театре-Доме
Киселева.

• « Трое на качелях
• » Ален Делон не пьёт одеколон