фланировать взад и вперед, вдоль и поперёк, кому как вздумается.
Не спешите делать вид, что вы и раньше, и теперь глубоко бесчувственны к бессмертным
нравственным заповедям этого мира, что театр существует исключительно … ради театра, что
главное — это изобретательное, изящно апеллирующее к глубинам подсознательного
представление ради самого представления, игра ради игры…
Не спешите. Всё приходит своим чередом. Всему свой срок.
Страшны эрозия чувств и измельчание духа.
Честный художественный диалог с детьми – это ненарочитое, но эмоционально
насыщенное посвящение их в жизнь света и тьмы, в жизнь благородную, возвышенную,
прекрасную и в жизнь свинскую, скотскую, звероподобную.
Или вы считаете, что до всего этого им, детям, нужно тянуться самостоятельно? без
нашей поддержки и без нашей подсказки? Или вы полагаете, что не наше это актёрское дело
— вступать в такой диалог с малышней? Ох, как это недальновидно…
Подумайте только, что произойдет с нами, если уже дети наши в самом раннем своём, в
самом нежном возрасте будут усердно посвящаться в такие дебри подсознательно-
ассоциативного душевного подполья, в которых и нам-то без света вечных истин разобраться
невозможно.
Что же мы делаем? Почему, объясните мне, отказываем детям в праве на детское — а
значит, поистине высокое, чистое, мудрое! -искусство, на детский театр? Наша с вами.
обязанность идти навстречу ребёнку…
Сокровенные размышления Ю.П. От них он никогда не отрекался …

Вечер памяти Киселева продолжается:
Сыграна сцена из спектакля «Маленький лорд Фаунтлерой». В сцене заняты прекрасная
травести Нина Пантелеева /маленький лорд – Седрик Эрол/, Александр Соловьев /старый граф
Дорринкорт /, Владимир Конев /слуга Томас/…

Снова моя очередь вступать. Начинаю с пушкинских строк.
“ О нет, мне жизнь не надоела,
Я жить люблю, я жить хочу,
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою.
Ещё хранятся наслажденья
Для любопытства моего,
Для милых снов воображенья,
Для чувств…
Юрий Петрович, мы знаем, постоянно вспоминал
запавшие в душу пушкинские строки и строфы. И прозвучав-
шее сейчас стихотворение было из числа тех, в которые он
вслушивался особенно просветленно, узнавая свое, о себе,
для себя…
Юрий Петрович владел искусством или тайной общения:
он и в преклонные свои лета умел слышать не только своих
ровесников или людей, как говорят поживших. Он умел
слышать молодых. И умел общаться с ними на языке сцены,
на языке театра, им близкого.
Сейчас мы с вами станем свидетелями любопытного
эпизода репетиции спектакля по пьесе американского
драматурга Леонарда Герша «Эти свободные бабочки». Год 1993-й.
Ю.П. говорил о том, что привлекло его в этой пьесе:
«Там утверждается, что у каждого человека есть право на собствен-
ную жизнь. И это право надо сберечь. Мудрость наша в том,
чтоб прожить свою жизнь, не зачёркивая жизни своих пред-
шественников. Сохранить естественную биологическую и
духовную эстафету. Не дать оборваться этой нити. Помнить, что
не с нас всё началось…
По-настоящему слеп только тот, кто не хочет видеть» …
На видеомониторах — запечатленные любительским киноглазом фрагменты
репетиций Ю.П.

Репетиции

О репетициях Ю.П. сохранилось много воспоминаний…
О читке пьес. Валентина Строганова: «Юрий Петрович читал удивительно живо и
эмоционально. Читал и играл за всех. Играл как большой актёр. Его поразительно точные
интонации невольно застревали в цепкой актёрской памяти, помогая потом верно выстроить
рисунок роли. Интересно, что любую пьесу, им уже отобранную, он мог подать как шедевр…»
Ю.П. сам был актером незаурядным.
Вспоминает Александр Степанович Мазаев : «Был такой любопытный эпизод.
Вечером в театре должен был идти спектакль «Алеша Пешков». А он очень был сложен по
оформлению и потому шел два вечера подряд. Вдруг звонок в дирекцию: «Щёголев заболел!»
А Щёголев Якова играл. И играл без дублера. Что делать! Я к Юрию Петровичу: нужна, мол,
срочная замена! как быть?! А он так решительно, не раздумывая: «Заменять спектакль не
будем!» Я всё понял…В тот вечер Якова в «Алеше Пешкове» играл сам Киселев. Сыграл так
превосходно, на таком подъеме и с таким успехом, что слух до Щеголева дошел. И тот не
устоял и на следующий вечер – тайком, еще не вполне выздоровевший – в театр пришел. Мы
стояли с ним в проходе – смотрели, как – с блеском!- играл Киселев… С той поры мы твердо
уже знали: заболеет актер, спектакль все равно состоится – Юрий Петрович полностью
сыграет его роль сам…
На репетициях Ю.П. заряжал актеров данной ему от природы энергией
перевоплощения. Он умел показать, что и как можно делать и переживать в предлагаемых
сценических обстоятельствах, как по-настоящему трогательно и нежно объясняться в любви,
как искренне негодовать, молча сносить боль, бурно протестовать, тихо радоваться, в сердцах
досадовать и огорчаться…
Анатолий Катц: «Я вообще таких актерских показов не видал в своей жизни. Как он
показывал Любе Кочневой Тортиллу! Вдруг у него появился такой горбик и голова уходила не
то что в плечи, она уходила в туловище. И почему-то вообще образовывался панцирь…
Большая радость, большое счастье — принимать участие в этой работе».
Александр Соловьев: «Репетиции с Юрием Петровичем? Прежде всего он с
необыкновенной энергией побуждал нас самостоятельно работать над ролью, побуждал к
поиску своего материала. «Актёр должен быть образован. Читайте! Смотрите! Развивайтесь!»
Елена Росс: «Самому Юрию Петровичу свойственна была невероятная, почти детская
радость, какая бывает у человека, вступающего в жизнь, когда он что-то для себя, для
будущего спектакля, на репетиции открывал наново. И внутренняя возможность пересмотра
уже найденного. «Юрий Петрович, Вы ведь вчера иначе говорили про это?» — ‘»Да?! Вчера
дурак был», — отшучивался он».
Светлана Лаврентьева: «Юрий Петрович учил глубоко копать и тщательно выстраивать
образ…»
Ольга Кутина: «Меня всегда трогало, как мы, молодые, во время застольных
репетиций говорили чушь, околесицу, говорили вдохновенно, с чистым сердцем. И он с
этим считался!..»
Нина Пантелеева: «Юрий Петрович хорошо чувствовал актёра, не говорил: «Сделай то-то
и то-то!» Он терпеливо подвигал нас к какому-то важному эмоциональному толчку в роли,
когда что-то вдруг, внезапно в нас происходило…
В последнее время он всё чаще показывал сам. Показ точный, чёткий, почти гротескный.
Раздражая, заряжал. Но больше всего любил, когда актёр сам дотошно к роли подходит, чтоб
внутри — в себе — накопить — прожить жизнь своего героя. Это потом давало нам свободу
действия на сцене. Иначе уже и не могли существовать.
Юрий Петрович учил искать и находить убедительные мотивации роли. Иногда что-то
важное сама найдёшь, а он не сразу принимает. Находила коса на камень – упирался. Пока не
удавалось убедить его, что это единственно верный вариант решения… Убедительным
решениям поддавался, принимал их и искренне радовался актерской удаче».
Григорий Цинман: «У Юрия Петровича долгим мог быть застольный период. Его
иногда обвиняли: дескать, не репетиция, а говорильня, На самом деле это не так. Затяжные
«разговоры» чаше всего были на пользу: трудно ведь с нуля приблизиться к характеру.
Рассказываю о своём образе в третьем лице и постепенно, неожиданно для себя перехожу на
«я». С «он» на «я» переключаюсь. А по мере погружения в это «я» преодолевается страх
несоответствия… Живая жизнь моего героя непрерывна. И что было до сценических событий,
надо прожить за сценой, определить себя в предлагаемых обстоятельствах.
Сейчас, работая со студентами, я постоянно вспоминаю киселевскую методу…

• « Трое на качелях
• » Ален Делон не пьёт одеколон