-
Рекомендуем - "Когда отмечается День театра" или "Сенсационная премьера драматургической пьесы: История, касающаяся нас всех" или
Если существует на свете режиссерский рай, то он именно такой.
По реакции зрительного зала было ясно, что все это — вчерашние девочки и мальчики,
выросшие в этом театре, знающие каждого артиста, каждый спектакль и дышавшие одним
дыханием с теми, кто был на сцене.
А там артисты разыгрывали далекую от взрослых проблем историю.
В одном эпизоде на сцене появились 12 травести одновременно. Помню, как эта цифра
вызвала у меня внутреннее сопротивление… Но через сопротивление вдруг все отчетливее
стало пробиваться и еще одно чувство – неожиданная для меня радость от чего-то
необъяснимо настоящего, глубокого, эксцентричного и даже парадоксального, что было в
этом спектакле и что я так ценил в театре…
Окончательное и радостное крушение моих предубеждений относительно личности Юрия
Петровича произошло, когда в составе режиссерской лаборатории он приехал в Киров, где я
был тогда главрежем тюза. Участники семинара смотрели наши спектакли, а потом подробно
разбирали их. Это был именно глубокий профессиональный анализ, а не просто
поверхностные, формальные обсуждения. Высказывания Юрия Петровича удивили меня своей
конкретностью, оригинальностью мышления и глубиной знания профессии… «Хранитель
заповедей» оказался профессионалом, тонко разбирающимся во всех нюансах живого театра!
И тут от Марии Иосифовны Кнебель, которая руководила лабораторией, я узнал, что Юрий
Петрович заканчивал студию Камерного театра. Так вот она, разгадка! Он был учеником
Таирова! Он просто не мог не знать, не понимать, что только свежие вливания, только
творческие поиски могут обеспечить театру будущее… Какой непростой, интересный человек!
И вот я оказываюсь опять в Саратове в очередной творческой командировке. Вместе с
В.Г.Уриным, в то время директором Кировского тюза, и А.М.Смелянским (он тогда был
завлитом Горьковского тюза) мы пошли гулять по набережной Волги. Неожиданно Смелянский
сообщил нам, что здесь, совсем недалеко, живет Киселев, который приглашал его в гости, и
было бы здорово отправиться туда нам всем троим. До сих пор не понимаю, что заставило нас
отважиться на такую наглость… Так или иначе, но мы отправились без приглашения к
человеку, едва ли не самому знаменитому и авторитетному в городе.
Только позвонив в дверь, мы опомнились и испытали чувство неловкости… Юрий
Петрович открыл дверь, и лицо его расплылось в такой широкой, гостеприимной улыбке, как
будто он давно ждал нас.
Его дом оказался шикарным. Просторные комнаты с видом на Волгу, обставленные
старинной мебелью и освещенные роскошными люстрами, красавица-жена и обожаемая дочка
сервировали стол, полный вкуснейших домашних угощений…
Но больше всего меня потрясло поведение хозяина дома. Юрий Петрович был не просто
формально гостеприимен, а ухаживал за гостями так талантливо и искренне, проявляя
человеческое внимание и интерес к каждому, что я буквально влюбился в него. В его доме все
чувствовали себя легко и удивительно уютно…
А потом, на протяжении долгих лет, мы много встречались с Юрием Петровичем,
обсуждали, казалось, все проблемы, связанные с театром, совместно принимали решения…
Мне стало легко и просто общаться с ним, потому что, наверное, я наконец-то понял что-то
главное о нем. Ревностно и строго охраняя традиции, он больше всего боялся любого
проникновения поверхностности и цинизма в то дело, которому посвятил всю жизнь… Он
скорее был талантливым дипломатом, использовавшим данную ему власть для целей самых
высоких, для сохранения лучшего, что есть в самой идее театра».
Великое искусство копромисса… Вся наша жизнь – всегда и повсюду – с ним неразлучна.
Но когда ты не столько даже сам по себе, когда за тобою – тобою же взращенный коллектив
(театра, школы, редакции, факультета, кафедры…), приемы искусства этого поневоле
усложняются и достигают порой высот изящнейшего, простодушно-лукавого, почти
швейковского артистизма. Во имя долга перед теми, кто в тебя верит, кто на тебя надеется, кто
не хочет с тобой разлучаться.
Знакомый уже читателю этой книги Виктор Мушинский (Оскаров), один из открытых
тюзом местных драматургов, чья пьеса «Одна жизнь» была включена Ю.П. в тюзовский
репертуар, вспоминает, как это было:
«Решено было репетиции начать в декабре 1964 года, а премьеру выпустить в мае 1965
года… Идеологический отдел обкома партии проявил живой интерес к репертуарной новинке
сезона: прочитали и сильно поморщились. Конфликт творческой свободы ученого с
бюрократической регламентацией его труда показался нашим идеологическим «спецам» не
типичным. Однако нажим на Юрия Петровича не дал результатов… Ограничились
назначением куратора пьесы и спектакля. Им стал заместитель заведующего идеологическим
отделом Вадим Поляков.
Для более полной картины идеологической ситуации напомню, что в декабре 1964 года
были арестованы Синявский и Даниэль. А осенью был снят Хрущев. На смену оттепели шли
вновь заморозки – предвестники застоя и разгула сусловщины. Ссылаясь на «ситуацию»,
отказалась от постановки моей пьесы Красноярская драма…
Но Юрий Петрович без всякой суеты начал репетиции, как и было запланировано, в
декабре… Я старался не пропускать ни одной.
Репетиции стали испытанием пьесы на прочность. Сразу расползлись по швам непрочные
конструкции, обнаружились архитектурные излишества. Надо было что-то сокращать,
поправлять, дописывать… Ни при каких обстоятельствах Юрий Петрович не пытался стать
«соавтором». Он только ставил вопросы и формулировал задачу. Он работал с автором как
опытный редактор.
Между тем репетиции регулярно посещал и Вадим Поляков. Он вел себя весьма деликатно,
лишь откорректировал несколько фраз о культе личности и войне. Вскоре он сам увлекся
пьесой и постановкой и ходил на репетиции скорее из интереса, чем по долгу партийной
службы.
19 мая был официальный просмотр спектакля. Явилось всякое начальство, но главным был
секретарь обкома по идеологии Валентин Матвеевич Черных. После просмотра он и свита
удалились в кабинет директора. Туда же пригласили и участников спектакля. Без меня. Я
остался за дверью. Взяв слово, Черных сказал: «Если бы я раньше знал, о чем эта пьеса, то не
посоветовал бы ее ставить.» Дни Вадима Полякова в обкоме были сочтены.
Но премьера назначена на 21 мая. И тут Юрий Петрович сделал два нетрадиционных хода.
20 мая меня ждали сюрпризы.
Утром в саратовской областной газете был опубликован отрывок из пьесы с анонсом о
премьере. Это был, наверное, единственный в истории саратовской печати случай, чтобы
отрывок из пьесы печатался в газете обкома партии.
Второй сюрприз ждал меня вечером. Около 11 часов позвонила завлит Валентина Борисовна
Мазур: «Виктор Оскарович! Поздравляю! Огромный успех!»
Оказалось, что только что закончилось первое представление спектакля. За день до
официальной премьеры!
После негативного вердикта начальства Юрий Петрович решил действовать на опережение:
кто знает, не отменят ли завтра премьеру… 20 числа должен был идти другой спектакль, на
который и собрались зрители. Но перед началом на авансцену вышел Юрий Петрович и
объявил, что артист, играющий главную роль в заявленном спектакле, заболел. Поэтому будет
показан новый спектакль саратовского драматурга «Одна жизнь». Кто желает, может покинуть
зал и сдать билеты. По залу прокатился гул недовольства, но билеты сдали немногие…»
Такая вот история.
***
Сложно, трудно и счастливо складывались отношения театра Киселева со своим зрителем.
Складывались постепенно и основательно, на началах взаимного доверия и понимания того,
что тюз – про нас, про нашу «одну жизнь», что тюз – надежный и интересный наш собеседник,
наш умный друг.
В мире искусства (театра, цирка, кино…) есть актерские династии.
Тюз Киселева создал, воспитал в Саратове династии зрителей.
Содержание: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45