то поколение, которое по разным причинам лишено детской радости… Я рад тому, что театр
теперь назван именем Юрия Петровича Киселева.»
Актер Олег Табаков: «Помню, как попал я в тюз на пьесу Виктора Сергеевича Розова «Ее
друзья». По нынешним временам довольно сентиментальная история про то, как слепнет
десятиклассница… Но несмотря на всю незатейливость интриги, на несложность сюжета,
спектакль выбил меня из привычной колеи. Я ощущал, что происходящее на сцене имеет
отношение ко мне, к моей квартире, где я жил, к 18-й мужской средней школе Саратова, где я
учился, к зрительному залу этого театра, к людям, которые сидят вокруг меня… Вывел меня в
зрители Саратовский тюз – театр моего детства».
Режиссер Петр Фоменко: «Я приехал на вечер воспоминаний о спектакле «Недоросль» и
соответственно о театре 30-летней давности…
А увидел то, чего не ожидал: я увидел живой, современный русский театр, который так
дорог городу.
Я уверен, что саратовцы будут беречь свой театр, потому что это настоящий очаг русской
культуры.
Я увидел лучших зрителей, о которых только может мечтать театр. Я уверен, что будущие
зрители театра воспитываются тоже здесь…
Я очень рад, что приехал к вам».

***

Все было: и восторженные встречи тюзовских премьер, и головокружительные успешные
гастроли, и слабые, проходные (в том числе и к красным дням календаря, к знаменательным
датам – «датскими» их в театре звали) спектакли, и очевидные провалы, и режиссерские работы
– долгожители, и постановки-мотыльки…
А зритель вел себя странным образом: он был вместе с театром постоянно, радуясь успехам
и прощая неудачи.
Словно бы существовала особая негласная конвенция, словно был молчаливый уговор
принимать все как есть, не сетуя громко, вслух по поводу вещей явно слабых и радостно,
сообща переживая бесспорные победы.
Как это могло произойти?
Обычно зритель безжалостен. Тем более, зритель юный!
Чем удавалось его подкупить? одарить? наградить?
Как и чем поддерживалась стойкая тюзовская слава?
Непростые, как теперь часто говорят, вопросы. Но и на них мы попробуем в этой книге
ответить, тем более что

т ю з К и с е л е в а п р о д о л ж а е т с я …

Я особенно остро почувствовал это в годовщину прощания с Юрием Петровичем
Киселевым.
А было все так…
Его не стало 18 декабря 1996 года.
За две недели до этого срока он в добром расположении духа вернулся из очередной
московской командировки. Самое деятельное участие принимал в сдаче спектакля «Банкрот»
по А.Н.Островскому (спектакль поставил Владимир Краснов). Высказал свои впечатления и
пожелания режиссеру и артистам двух составов: как всегда – цепкие и точные замечания и
подсказки, которым цены нет… Активно и охотно общался со всеми …
Скоротечная болезнь.
Сделали все возможное и невозможное, чтоб спасти.
Не помогло.
Ничего не помогло…
Потом скажут про то, как Ю.П. умел внутренне сопротивляться своим хворобам, как умел
он держаться на людях, не обременяя окружающих жалобами на самочувствие. «Пожалуйся он
раньше на боли свои, был бы сейчас с нами…» – так теперь говорят…
Осталось ощущение сиротства, которое наступило в одночасье.
Враз.
Вдруг.
Словно шел себе театральный трамвай желаний, надежд и обретений, шел с хорошей
скоростью.
И внезапно, нежданно-негаданно вожатый трамвая, на полном ходу, перепоручив трудное
дело вождения ученикам своим, не сошел даже, а стремглав спрыгнул с подножки и ушел…
Навсегда.
Насовсем.
А тюз продолжался…
Театр прощался со своим Мастером, не смывая грима и не скрывая слез, не останавливаясь
на быстром ходу репетиций, спектаклей, учебных занятий .
Иного театру не дано…
***

И вот подходил к концу ПЕРВЫЙ ГОД БЕЗ КИСЕЛЕВА.
И задумались тюзовцы о том, как отметят они эту печальную годовщину.
Пригласить столичные знаменитости, тех, с кем Ю.П. был знаком? Но столичные
знаменитости, по обстоятельствам, от них не зависящим, именно в этот день приехать в
Саратов никак не могли: дела гастрольные, житейские – сверхсрочные, неотменные.
Устроить вечер собственными только силами и попробовать своими словами рассказать об
учителе? Но сил на откровенные и прочувствованные речи могло не достать: слишком еще
свежа рана…
Разные обдумывались варианты, пока директор театра не предложил мне роль то ли
ведущего, то ли главного исполнителя, то ли автора слова о Киселеве. Почему мне?..
Дело в том, что незадолго до этого я – тихо, про себя — отметил один, не замеченный никем
больше, театральный юбилей. Я не режиссер-постановщик, не актер, даже не осветитель… Я
отметил свой сорокалетний з р и т е л ь с к и й юбилей, связанный с Саратовским тюзом.
Сорок лет моей жизни в Саратове с того счастливого дня, как поступил я учиться на первый
курс филологического факультета Саратовского университета. И сорок лет моего зрительского
тюзовского опыта.
Многое мог бы я рассказать о своих впечатлениях, и каждый эпизод начинался бы с
приятного для меня зачина: «Хорошо помню, как …»
ХОРОШО ПОМНЮ, КАК . . .
Как увлечен я был тюзовскими постановками «Трех сестер», «Иркутской истории», «В
дороге», «Традиционного сбора», почти всех розовских пьес; какое это было всегда светлое
событие – посещение тюза: согревающий домашним теплом зал, таинственная простота
сценографии, проникновенная манера актерского общения с нами -–зрителями и всегда – вот
что поразительно! – попадание в меня, в мое очень разное душевное состояние…
как тогдашний завлит Валентина Борисовна Мазур пригласила меня, начинающего
университетского преподавателя, вести занятия по русской литературе у учащихся тюзовской
студии, а среди них были Людмила Иванникова и Григорий Цинман, Юлия Федотенкова и
Тамара Цихан, Владимир Конев и Виктор Нажалкин… Всех их теперь тюзовский зритель знает
хорошо…
или как ставился москвичем Леонидом Эйдлиным необыкновенно яркий, озорной и
остроумный, а по тем временам и изобретательно-дерзкий спектакль – мюзикл по мотивам
«Недоросля»; я старательно рассказывал тогда актерам про Фонвизина и его эпоху, про то, как
воспринимался «Недоросль» позже, в девятнадцатом веке, Ключевским и Салтыковым_-
Щедриным. О многом рассказывал. Практика такого общения стала потом регулярной.
Хорошо помню, с каким удовольствием и ответственностью готовился я к беседам с
тюзовцами о пушкинских «Повестях Белкина» (начинающие актеры под руководством Елены
Росс и Юрия Ошерова разыгрывали пушкинскую «Барышню-крестьянку» – в сценической
версии «Акулину» – с Еленой Блохиной в заглавной роли), о культуре России конца прошлого
века – перед «Рыжиком» по Свирскому, о Достоевском – в канун «Вечного мужа». И еще много
раз – по другим поводам. Ю.П. умел поразительно включенно и благодарно участвовать в этих
беседах.
А еще очень хорошо помню, как мы с женой впервые повели в тюз на «Аленький цветочек»
старшую дочь, когда ей было всего пять лет, а спустя семь лет – младшую; как пристрастились
они, каждая в свой срок, к тюзу… А в январе 1987 года по приглашению Ю.П. пришла в театр
завлитом моя жена Нина Леонидовна Прозорова. Пришла из убеждения, из привязанности к
тюзу и его мастеру, привязанности зрительской и профессиональной. И тюз неотменимо вошел
в наш дом – со всеми своими радостями и проблемами…
Хорошо помню, как часто (особенно в последние годы) мы встречались и беседовали с Ю.П.
Впечатляло его умение вести разговор – ладно, размеренно, с точно выстроенной собственной
мыслью и потребностью – самое, наверное, трудное на свете дело – слушать и слышать при
этом другого. Слушать и слышать он умел, как никто! Увлеченно, подбадривающе. Зажигались
его пронзительно синие глаза. В них и азарт, и одушевление, и едва скрытое озорство, и
сочувственно-иронический блеск …

• « Трое на качелях
• » Ален Делон не пьёт одеколон