ТОЛИК: В райцентр привезли выставку, ну я и пошел впервые, можно сказать, в жизни. Хожу, смотрю, вдруг вижу: большая такая картинища во всю стену! Смотрю я на нее и вижу, чушь полная. Бредятина несусветная. Не картина, а сдаточный пункт по стеклотаре. Одни пустые бутылки. Может сотня. Как же так, как же это может быть, думаю? Какое же это искусство? Бутылки из-под водки, пива, портвейна есть, а красота где? Одна сплошная помойка, помоища! Я остановил кого-то, не помню уж кого и спрашиваю: «Чего они мне подсовывают?» Я имел ввиду вместо искусства: чего?! А меня не понимают. Тогда я схватил кого-то, затряс и закричал.
ЛАРИСА: Зачем?
ТОЛИК: Да меня всего перевернули эти бутылки! Ведь на то оно и искусство, что там должно быть что-то другое, чем жизнь. Так ведь? Откуда-то прибежали, я всё кричал, побежали еще за кем-то. И этот кто-то наконец явился! Он оказывается был здесь, терся где-то рядом, и может даже ждал, что кто-то, хоть один из всех взорвется. И тогда явится Он, ну, художник этот. И вразумит. Он сказал, что на самом деле это вовсе не бутылки. Что если я упрусь, скажем, взглядом в одну точку на эти бутылки и долго, не отрываясь буду смотреть в одну точку, не мигая, то оно явится, искусство, в смысле. Всё станет понятным. Мне откроется ну красота там, истина. ( Cмеётся). Надо же!
ЛАРИСА: Что же было дальше?
ТОЛИК: Я упёр свой взгляд в одну точку и стал медленно отходить от картины. Я отходил, а взгляд мой впивался в полотно. Прямо как клещ впивался и сидел там. Я понял, что никакая сила меня теперь не оторвёт. Или мне откроется или… Сначала показалась лестница с резными перилами, она уходила высоко-высоко. А потом… Потом разом исчезли все бутылки, и мир зашевелился, ожил. Огромный такой дворец с фонтаном, садом и попугаями. Сотня разноцветных попугаев. Я закричал. От искусства, от чуда тайны! Я кричал как сумасшедший. Потому что мне явилось ОНО! Впервые в жизни! Чудо! Когда видение пропало, я не посмотрел больше на картину. Я хотел запомнить ее другой, не бутылочной. Не банальщиной какой-нибудь. Я понял, что это нужно уметь. В смысле, открывать. Не очень многие хотят это делать. Чтобы открыть это, нужно что-то изменить в своей жизни. Или хоть себя. Хоть что-то. Мозги там повернуть. Психику наизнанку вывернуть. Помнится, я вышел из этого зала, шел по улице и плакал. Хотелось всех обнимать, сказать им что-то хорошее, умное, но я не мог собрать все свои мысли в кучу, чтобы из всего, что меня распирало, получились слова. Потому что слов не было. Давайте с вами выпьем, Лариса! Ну, за всё. За силу искусства там, за жизнь, за будущее!
ЛАРИСА: Видите ли, я не могу пить. Я завтра уезжаю.
ТОЛИК: Куда?
ЛАРИСА: Далеко.
ТОЛИК: Как это? Как уезжаете? Зачем?
ЛАРИСА: Я уезжаю на родину к Диме. К его родителям. Они совсем одни. Я тогда сразу хотела, но никак не могла продать дом, а теперь продала.
ТОЛИК: Не может такого быть! Как же это? Я ведь вас только нашёл. Ну, мы вас только нашли с ребятами, отыскали. Нет, вы не можете уехать. Так не бывает.
ЛАРИСА: Спасибо вам за всё. И ребятам передайте. Я буду вас вспоминать.
ТОЛИК: Да как же это может быть? Как же это может? Нет, я вас не отпущу. Мы вам дом отремонтируем, огород поможем вспахать, мы вам такую жизнь устроим! Мы вас на руках носить будем! (Хватает Ларису на руки и в отчаянии начинает кружить. Лариса слабо сопротивляется).
ЛАРИСА: Какой вы смешной! Какой вы милый! ( Окончательно высвобождаясь из рук Толика, вдруг плачет). Я не могу его забыть, не могу! Я без него как будто потеряла что-то. Свет потеряла. И здесь я не могу оставаться. Мне всё о нём напоминает. Он в тот день, когда уходил на работу, ну в тот, последний день вот также взял меня на руки и кружил, кружил и смотрел в глаза, будто запомнить хотел, будто уж всё чувствовал… Если вы мне вещи поможете довезти до вокзала, если проводите… что с вами?

Толик стоит в оцепенении.

КАРТИНА 13

Серёга и Толик.

СЕРЁГА: Нет, ну не мог же ты её за два раза взять и прям полюбить, как будто так бывает? Не, ну всякие там случаи происходят, с первого взгляда, с первого слова, с первого вздоха, но ты ж, Толь, трезвый говоришь был, чего тебя вдруг затмило? Неприятно конечно, что вы же его, и теперь вроде как ты перед ей виноват, но время-то уж сколь прошло. Ну ясное дело, взбаламутил ты всё это, только я не пойму, чего тебя к ней понесло, я ж не говорил, чтоб ты к ней пошёл, да ещё и чтобы запал на неё, а только, чтобы…
ТОЛИК: Я сегодня ну после неё шёл по улице и вдруг увидел, как какой-то дебил схватил камень и запустил в уличную дворнягу. Она заскулила так жалобно, так обиженно на весь мир, на всё человечество и убежала. Я только заметил, что хвоста у нее почти не было, такой же дебил видать отрубил. Или сам отмерз. Я не знаю, что со мной сделалось. Только я вдруг понял, что меня опять обманули. В который раз. Потому что ничего не было, ну дворца, лестницы, попугаев — ничего не было и быть не могло. Ну, в моей жизни, в смысле. Всё враньё. Обман зрения. И только вот это – правда. Вот этот бомжара, убивающий эту собаку. И все мы, убивающие друг друга. Вот это и есть правда, в которой я живу. И жил все эти годы. Я догнал его и просто повернул к себе его лицо. Он что-то хотел сказать, а я, помнится, когда догонял, собирался о чем-то спросить, очень важном, но не успел. (Замолкает). Я хотел что-то сказать, но вдруг увидел шар. Он летел прямо на меня. На шаре был человек. И свет. Шар был наполнен не воздухом, а желтым светом. Он летел на меня с большой скоростью. Нужно было что-то сделать, но я почему-то решил ничего не делать. Пусть летит! Может быть, этот свет пройдет через меня, через мой мозг, через мою жизнь. Может быть этот свет пронзит всего меня, и я успею что-то понять в этой гнусной жизни. Он разорвался. Каким-то посторонним предметом или звуком. Его разорвало так, что пропал человек и свет. Всё пропало. Никто из них не долетел до меня. И я ничего не понял. Я так ничего и не понял.

КАРТИНА 14

Толик в новом костюме в аэропорту перед полётом в Себастьяно.

ГОЛОС ДИСПЕТЧЕРА: Господа пассажиры! Кто желает улететь последним рейсом в Себастьяно, просьба не улетать из-за тяжелых условий жизни нашей авиакомпании. Деньги с билетов просьба сдать стоящему в проходе нашему менеджеру для дальнейшего распространения их между нуждающимися околоземной и окололетной служб.
ТОЛИК (прислушивается): Что за хренотень?
ГОЛОС ДИСПЕТЧЕРА: Желающим все же улететь и не сдавать деньги для улучшения условий жизни работников нашей авиакомпании, многодетных матерей, инвалидов и участников всех войн, просьба дать интервью телекомпании для передачи «Жизнь на волоске» и внятно объяснить, почему они так сделали и все же улетели, несмотря на тяжелые условия жизни работников нашей авиакомпании.

Появляется корреспондент.

КОРРЕСПОНДЕНТ ( обращаясь к Толику): А вы не хотите помочь людям окололётной и околоземной…
ТОЛИК ( перебивает): Я не знаю таких людей. Я их не видел.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Они есть, месье, поверьте. И они живые. Пока ещё живые.
ТОЛИК: Если они есть и живые, то пусть работают. Вкалывают, чёрт возьми, а не клянчат деньги!
КОРРЕСПОНДЕНТ: Они работают, месье, но им не платят. А они хотят есть и пить каждый день. Они хотят жить.
ТОЛИК: Но причем тут я?
КОРРЕСПОНДЕНТ: Сдайте свой билет!
ТОЛИК: Это их спасет?
КОРРЕСПОНДЕНТ: Боюсь, что нет, месье.
ТОЛИК: Зачем же я буду сдавать?
КОРРЕСПОНДЕНТ: Чтобы они знали, что в мире есть милосердие.
ТОЛИК: А без моего билета они этого не узнают?
КОРРЕСПОНДЕНТ: Боюсь, что и с вашим билетом они этого не узнают, месье.
ТОЛИК: И правильно сделают. Потому что в мире нет милосердия.

• « Жены польских солдат в Ираке
• » МОТЫЛЬКИ И СТРЕКОЗЫ