МАРК. Гордость не позволяет? (Чешет пальцем в ухе). А мне моя — позволяет. Еще как! Слишком дорого может обойтись ошибка моей дочери…
ЕВА (почти в истерике). Ложь! Все они лгут. И ты лжешь!
МАРК (не слышит). Я не постесняюсь. Проверю. И пусть он поостережется, у меня рука тяжелая…

Картина третья

Гостиная в доме Эммы освещена ярким дневным светом.
Эмма сидит в кресле, глаза ее закрыты, из радиоприемника льется малоизвестная джазовая композиция Джоплина. Эмма покачивается в такт музыке. На лице ее блаженство.
Входит Александр в длинном махровом халате зеленовато-голубого цвета, в тапках того же цвета. Постояв в нерешительности, садится в соседнее кресло.

ЭММА (не открывая глаз). А вы со вчерашнего дня заметно похорошели… Даже как-то выше стали…
АЛЕКСАНДР (нарочито скромно, потупив взор). На что не пойдешь ради такой роскошной дамы…
ЭММА. А если серьезно… Кто вы? С какой целью?..
АЛЕКСАНДР (продолжая). …и как надолго?
ЭММА. Согласитесь, я и так долго молчала. Как и положено леcной ведьме, сначала накормила гостя, обогрела, дала отдохнуть, выспаться, утром кофе напоила… Имею право узнать, наконец, кого?
АЛЕКСАНДР. Есть предположения?
ЭММА. Выбор невелик: человек, который в лохмотьях является в новогоднюю ночь в чужой дом — либо вор и убийца, либо — Сильвестр. С мешком подарков. Вряд ли что-то третье…
АЛЕКСАНДР (слегка удивленно). Не хотите же вы сказать, что готовы впустить преступника, лишь бы не обидеть Сильвестра?
ЭММА. А по-вашему, лучше выгнать Сильвестра, опасаясь преступника? Впрочем, вы не похожи ни на того, ни на другого…
АЛЕКСАНДР. Это точно. Я не убийца и не вор, хотя… (оглядывает ухоженную гостиную) в этом доме вору есть где разгуляться, — и уж, конечно, не Сильвестр.
ЭММА. Кто же тогда?
АЛЕКСАНДР. Ангел.
ЭММА. В каком смысле?
АЛЕКСАНДР. В известном. Ангел-хранитель.
ЭММА. Я бы и рада поверить, но… простите, в таком виде ангелы-хранители не разгуливают…
АЛЕКСАНДР. Вы о лохмотьях? Это я вас проверял.
ЭММА. Ну и как? Успешно прошла проверку?
АЛЕКСАНДР. Н-не совсем. Тест показал, что вы слишком большое значение придаете мелочам. Согласитесь, если б я был в белом одеянии, с нимбом или крыльями, мне не пришлось бы полчаса мокнуть под дождем…
ЭММА. Не полчаса, а две минуты. От силы три. (Виновато улыбаясь.) М-мм, пожалуй… Так где же они, эти ваши крылья?
АЛЕКСАНДР. Обменял. Какой-то попрошайка кубарем слетел с крыльца Кваснеров прямо мне под ноги. Я счел это знамением — и обменялся с беднягой одеждой, чему тот был несказанно рад…
ЭММА. Краснеров… И не жаль вам бедолагу? В этом виде ему куда проще угодить в психбольницу, чем в лохмотьях…
АЛЕКСАНДР. Тем лучше. Там, говорят, сытно кормят и предлагают гарантированный покой в виде инъекций и таблеток…Впрочем, думаю, судьба его сложится вполне благополучно: наверняка, получив под зад от Ква… Краснеров, он нашел приют на груди у Брокманов… Ведь ангел-хранитель на пороге — это, согласитесь, надежда на некие милости…
ЭММА. Ах, так? Милости? Но… почему именно мне? И почему я должна верить, что вы — ангел-хранитель, а не тот самый побирушка, который встретил ангела-хранителя и решил, что в этой роли ему больше обломится? Странно, что вы не напали на него и не отобрали одежду…
АЛЕКСАНДР. Напал, да он оказался увертливым…
ЭММА. Ладно, шутки в сторону (встает). Пойду приготовлю обед…
АЛЕКСАНДР. Меня утешает только одно: ваша версия доказывает, что в существование самого института ангелов-хранителей вы верите.
ЭММА. В существование института, может быть, и верю, но не в то, что мой ангел-хранитель — это вы.
АЛЕКСАНДР. А я и не ваш. Я — дежурный.
ЭММА. То есть?
АЛЕКСАНДР. Ангел дежурный. Меня направили на Землю только потому, что ваш настоящий ангел-хранитель махнул на вас рукой… Надежду потерял.
ЭММА. А вы, значит, решили дать мне последний шанс?
АЛЕКСАНДР. Что-то вроде этого… Вы позволите мне до конца моей миссии пожить в вашем доме?
ЭММА (качает головой). Мальчишка! Ветер у вас в голове. Идите переоденьтесь. Одежда наверху, в вашей комнате.
АЛЕКСАНДР. В моей?
ЭММА. В комнате для гостей. Сегодня вы мой гость. А что будет завтра — посмотрим. (Выходит. Александр — следом за ней).

Картина четвертая

Сан-Франциско. Слабо освещенный уютный уголок в домашнем кабинете Бена. На стенах – несколько абстрактных рисунков, ярких и странных. Один из них виден хорошо. Бен сидит в громоздком кожаном кресле и курит трубку. Одет так, словно находится на приеме у посла…
Входит Лора, рыжеволосая, худощавая, взволнованная, в джинсовом сарафане с кружевной отделкой. Бен молча указывает ей на стул рядом со своим креслом. Лора так же молча садится.

БЕН (после томительной паузы, мрачно). Хочешь коньяку?
ЛОРА (безмерно удивленная). Это после вчерашней-то выволочки за каплю мартини с соком?
БЕН (молча ставит рюмки на стол, наливает по полной). Через месяц – полгода как Джулиус умер. Ты помнишь?
ЛОРА. Да, сегодня как раз восемнадцатое… (Поднимает рюмку.) Пусть земля ему будет пухом…
БЕН (вскакивает). Пухом, говоришь? Нет… Пусть земля ему будет… жижей навозной… Дерьмом, кишащим червями…
ЛОРА (потрясенная). Надеюсь, ты это… не о дяде Джулиусе?
БЕН. О нем самом… Мне-то, дураку, казалось, что он тебя любил больше всех на свете…
ЛОРА. Что за сомнения? Ясное дело, меня…
БЕН (нервно вышагивая по комнате). Я думал, что ты для него — все!
ЛОРА. Конечно! Так и было. А в чем дело? Я тоже любила дядю. Ты же знаешь, я и в колледж поступила, чтобы быть поближе к вам обоим, хотя все мои друзья — в Беркли…
БЕН. Относительно недавно я рылся в его бумагах… Разбирал, что выбросить, что еще пригодится. И наткнулся на завещание…
ЛОРА (беспечно). Я и так почти наизусть помню его: все имущество нам с тобой. Нотариус же зачитал, при десятке свидетелей… Это что, ошибка? (Чуть волнуясь). Есть какое-то другое, более позднее завещание? Ди Джей оставил миллионы церковному хору? Или детскому приюту?
БЕН. Уж лучше б приюту… И не зови его Ди Джеем!
ЛОРА. На кого ты злишься, не понимаю… Человек тебе, ну и твоей дочери, конечно, кучу денег оставил, а ты дурным словом его поминаешь. Да еще в такой день…
БЕН (зло). Много ты знаешь!
ЛОРА. Так объясни, вместо того чтобы беситься… В его окружении находились только два особо любимых существа: я и кошка Доррит. И если ты обижаешься за то, что в завещании не упомянута кошка, так ведь она дважды заразила дядю лишаем, палец ему как-то прокусила до крови и вообще… Она-то наверняка на моем месте предпочла бы Беркли…
БЕН. Вместо того чтобы подать на нее в суд за изуродованную жизнь, он устраивает такое…
ЛОРА. Ну… Она же не виновата, что она — кошка…
БЕН. Не паясничай. Я серьезно. Половина денег и твоя любимая вилла в Савьоне уходят на сторону.
ЛОРА (неумело пряча тревогу). Куда мы ездили на каникулы? Помнишь, ты там ногу сломал – и прыгал по дому, как кузнечик? Потом еще его сдали кому-то, когда тетка умерла, верно?
БЕН. Ты, кажется, не понимаешь, как серьезно то, о чем я говорю…
ЛОРА (все более волнуясь). Хочешь сказать, что есть кто-то – судя по всему женщина – кого дядя Джулиус любил больше меня и кому оставил половину своего наследства? Но ведь этого не указано в завещании? И вообще… Не похоже это все на Ди Дж… него. Не мог он двадцать лет притворяться любящим дядюшкой…
БЕН. М-да… А тут этот… Словом, в этой истории появилось новое заинтересованное лицо. Вот только в чем его интерес – я пока понять не могу. И хочу, чтобы ты мне в этом помогла..
ЛОРА (подавленно). Чем могу – с радостью…
БЕН. Слушай внимательно. Завещание, которое было оглашено тогда при свидетелях, ты видела. Речь не о нем. Есть другое. Я нашел его месяц назад в его записной книжке. И там…
ЛОРА (горячо). Надеюсь, ты никому об этом не говорил?
БЕН (горько). И это моя дочь, которую я растил законопослушной и честной… Ведь это – последнее желание твоего любимого дяди…

• « Минуты тишины
• » Плач клоунов