АЛЕШ. Она обманывала меня, но я все еще ее люблю. Как ты думаешь, у меня остались шансы?
МУХА. Ну…
АЛЕШ. Ты мог бы за меня замолвить словечко… Я знаю. Я плохо о тебе отзывался. Говорил, что ты извращенец и прочее. Но я так не думал. Ты ведь меня знаешь. Я только повторяю то, что скажут другие. Я дебил.
МУХА. Да нет…
АЛЕШ. Ты знаешь, что я один-единственный из двадцати мужиков клюнул? Только я поверил, что телефон звонил случайно. Что это значит? Как это меня характеризует? О чем это свидетельствует?
МУХА. Что ты романтик.
АЛЕШ. Я идиот.
МУХА. Доверчивый романтик.
АЛЕШ. Дебил. Определенные подозрения у меня и раньше были, но после этого случая все подтвердилось. (Плачет. Замечает пылесос, который Муха поставил на пол.) А что это за пылесос?
МУХА. Я тут с ним кое-что пробовал, но он мне больше не нужен. Можешь взять его себе.
АЛЕШ. Ты больше не будешь пылесосить?
МУХА. Я никогда не пылесосил.
АЛЕШ. А зачем он тебе был нужен?
МУХА. Если с ним правильно обращаться, то это как будто быть в женщине. Не хочешь попробовать?
АЛЕШ (надменно). Думаешь, мои дела совсем плохи? (Не выдерживает.) Боже милостивый, мои дела совсем плохи! (Как ребенок, хватает Муху за руку.) Когда произошла история с будкой… когда мы с Яной познакомились… тот случай показался мне чудом. По-другому я этого объяснить не мог. И начал верить… Я знал, что мир полон психов вроде тебя и Петра, но мне вдруг показалось, что в нем существуют островки счастливых случайностей, когда Нечто или Некто, кто выше нас, вмешивается в нашу жизнь и поворачивает ее в нужном направлении. Вот так я думал. Я стал верующим. А теперь я не знаю, перестать верить или нет. Как ты думаешь?
МУХА. Почему ты меня об этом спрашиваешь? Меня бабы обманывали, врали мне и бросались в меня разными предметами.
АЛЕШ. Но в конце концов ты все преодолел. Когда у тебя началось с Эвой, я подумал, что ты сошел с ума. Нормальные люди не спят с манекенами, правда? А уж тем более не берут их с собой в гости… Я правда думал, что ты кончишь в психушке.
МУХА. Ну конечно, наверное, это казалось странным, да?
АЛЕШ. Ну да. Но теперь я вижу, что у вас все получилось. У вас прекрасные отношения. Это был великий эксперимент, но ты победил. Ты все преодолел.
МУХА. Ну да.
АЛЕШ. Получается, островки счастливых случайностей существуют?
МУХА. Может, этим счастливым островком для тебя была не будка, а напротив, расставание с Яной.
АЛЕШ (задумывается над этими словами). Ага. (Молчит.) Значит, ты думаешь, что я мог бы взять ненадолго пылесос?
МУХА. Забирай совсем. Он мне больше не нужен.
АЛЕШ. Спасибо.
Алеш уходит с пылесосом.
Входит Эва, и вместе с Мухой они уходят…
Музыка…
Отделение психиатрии.
Мать сидит в пижаме.
Входят Муха, Эва, Петр, Отец.
Каждый из них приносит Матери какие-то бутылки — минеральную воду, компоты. Отец, видимо, принес пиво, потому что на психиатрическом отделении его нет. Петр принес кровь.
МАТЬ. Мне жаль, что так вышло. Но я не смогла с этим справиться.
ОТЕЦ. Мы тебе компот принесли.
МАТЬ. Спасибо. Очень мило с вашей стороны.
ПЕТР. Я тебе твою кровь принес.
МАТЬ. Почему ты шепотом говоришь?
ПЕТР. Прости. Как тебе тут?
МАТЬ. Хорошо… От меня не ждут советов. Не ждут даже, что я скажу что-нибудь разумное. И это прекрасно. Есть, правда, и теневые стороны. У меня иногда бывает страшная депрессия. Мне хочется выпрыгнуть из окна или выпить снотворного. Но это со мной случалось даже тогда, когда я была нормальной. На то время, что мне отпущено, здесь довольно приятная обстановка.
Знакомятся.
ПЕТР. Это Эва.
МУХА. Здравствуйте.
ЭВА. Здравствуйте.
МАТЬ. Здравствуйте. Я мать Петра. Когда-то я была относительно нормальной, но сошла с ума, и теперь я сумасшедшая. А вы симпатичная.
ЭВА. Спасибо.
МАТЬ. Чем вы занимаетесь?
ЭВА. Раньше я была манекеном и стояла в универмаге.
МАТЬ. Серьезно? В каком?
ЭВА. В «Белом лебеде», в отделе женской одежды.
МАТЬ. На вас платья вешали?
ЭВА. Да.
МАТЬ. И как вы себя чувствовали?
ЭВА. Я, собственно, почти не помню. Потом меня купил он. (Показывает на Муху.) Мы стали вместе жить, хотя я еще была манекеном. Но потом я ожила.
МУХА. Эва спасла меня. Она открыла мне глаза.
ЭВА. Он думал, что женщины ангелы. Он видел в них посланниц Божьих.
МУХА. Но оказалось, что это не так.
ПЕТР. А как?
МУХА. Мои женщины не были посланницами Божьими.
ПЕТР. Нет?
МУХА. Нет.
ПЕТР. А кем они были?
МУХА. Самыми обычными женщинами.
ПЕТР (эта информация застает его врасплох). Точно? Видишь, а мне это в голову не приходило.
МАТЬ. Теперь у вас все хорошо?
МУХА. Да. Это было чудо. Началось как психическое отклонение. Но потом перешло в любовь. Это редкость.
МАТЬ. То, что вы говорите, интересно. У нас было наоборот. Наши отношения начались с любви, а закончились сумасшествием.
ОТЕЦ. Я хотел тебе сказать, я думаю, что у нас хорошие отношения. Ничего не поделаешь, раз с тобой такое случилось.
МАТЬ. Да. У нас хорошие отношения.
ОТЕЦ. Я люблю тебя.
МАТЬ. Если это неправда, не надо так говорить.
ОТЕЦ. Это правда.
МАТЬ. Ты нервничаешь. Торопишься куда-то?
ОТЕЦ. У меня выступление. В Клементинуме.
МАТЬ. Что за выступление?
ОТЕЦ. Да с этой кинохроникой.
МАТЬ. Той старой?
ОТЕЦ. Той старой. Как-то это получило огласку… У меня достаточно предложений. Даже отказывать приходится.
МАТЬ. Я хотела бы послушать.
ОТЕЦ. Они тебя туда не отпустят.
МАТЬ. Ну так покажи мне что-нибудь здесь.
ОТЕЦ. Здесь неловко как-то…
МАТЬ. Ну что-нибудь короткое…
Отец задумывается, готовится, потом начинает декламировать…
Но, в отличие от первой декламации, его слова сопровождает совершенно другая музыка, что-то похожее на Jocelyn Pook,
и слова приобретают другое значение.
ОТЕЦ (медленно декламирует). Празднично украшенный город моравской Ганы стал свидетелем почестей, воздаваемых добросовестному труду людей, которых ценят партия, правительство и общество в целом. Под аплодисменты участников демонстрации свои места на главной трибуне заняли дорогие гости, председатель Федерального собрания А. Индра и секретарь Южно-Моравского комитета коммунистической партии Чехии М. Мамула.
МАТЬ. Внимательнее. Мамула… был в Северной Моравии.
ОТЕЦ. Я сказал Южно-Моравского? Этого со мной еще не бывало, прости. Спасибо. (Продолжает.)… секретарь Северо-Моравского комитета коммунистической партии Чехии М. Мамула и чрезвычайный и полномочный посол СССР в ЧССР В. В. Мацкевич.
Мать смотрит на Отца взглядом, полным любви. Хватает его за руку.
Музыка становится громче. Свет гаснет. Потом снова зажигается.
Петр на сцене один.
Он пишет стихи на стене сумасшедшего дома.
Приходит Яна и смотрит на него.
Она приносит телевизор. Продолжает звучать музыка.
ЯНА. Помнишь, как ты мне тогда позвонил ночью. Когда был тот случай с одеялом, и ты хотел держать меня за руку. Вот теперь я здесь.
Петр перестает писать, но потом снова продолжает.
Если тебе покажется, что кругом что-то странное происходит, я помогу тебе.
ПЕТР. Это происходит не кругом. Это происходит во мне.
ЯНА. Да нет. Не в тебе.
ПЕТР. Ты разве не знаешь, что случилось в Чечне?
ЯНА. Петр, я за тебя просто боюсь.
ПЕТР. Я тоже боюсь.
ЯНА. Но я боюсь, что ты какую-нибудь глупость совершишь.
ПЕТР. Ну уж этого не бойся.
ЯНА. А я все равно боюсь.
ПЕТР. А что мне делать?
ЯНА (начинает перетаскивать кровать). Начать нормально вести себя… выбросить все эти вырезки… купить новые ботинки… просто смотреть телевизор, если захочешь… слушать музыку… а если будет нужно, я буду с тобой… Ты же не хочешь закончить свои дни в психушке.
Петр размышляет об этом.
Он спускается к Яне и выходит из сумасшедшего дома.
ПЕТР. Гав!
Петр садится около Яны, но они не прикасаются друг к другу.
А почему, собственно, у меня тут нет телевизора?
ЯНА. Потому что ты его в окно выбросил.
ПЕТР. Правда? А зачем?
ЯНА. Потому что ты боялся, что будешь его смотреть.
ПЕТР. А теперь не боюсь?
ЯНА. Нет.
ПЕТР. Не боюсь?
ЯНА. Не боишься. Все будет хорошо… Все хорошо кончится.

• « МОТЫЛЬКИ И СТРЕКОЗЫ
• » ТОРЧ