ПЕТР. Ну так говори же!
ЯНА. Ну ладно… слушай…
Муха приходит в себя.
Он словно бы просыпается от того, что Яна и Петр разговаривают.
МУХА. А что это мы так долго на лифте едем?
ЯНА. Мы не едем, мы стоим, Му.
Яна нажимает кнопку.
Лифт сдвинулся с места. Музыка. Гаснет свет.

Антракт

Зажигается свет.
Алиция и Иржи.
Алиция машет перед его глазами сифоном, упаковывает вещи,
переносит их с места на место.
АЛИЦИЯ. Не понимаю, как ты мог сделать такую чудовищную пакость!
ИРЖИ. Это был единственный разумный выход.
АЛИЦИЯ. Разумный выход??! Тебе кажется разумным после вынесения приговора встать посреди зала суда и облить весь суд мочой из термоса?
ИРЖИ. Из сифона.
АЛИЦИЯ. А тебе бы понравилось, если бы с тобой сделали то же самое?
ИРЖИ. А они со мной и делают то же самое. Всю жизнь. Разве ты не понимаешь? Это государство каждый день мочится на нас из сотен сифонов. А мы стоим все мокрые, терпим и говорим, что идет дождь, и что когда-нибудь, может быть, появится солнце. Ты видела, какие глаза были у судьи? Они у нее совсем запали.
АЛИЦИЯ. Не запали.
ИРЖИ. Нет? А как тогда?
АЛИЦИЯ. Они у нее были полны сочувствия.
ИРЖИ. Этого я не заметил.
АЛИЦИЯ. У всех там были такие глаза. Когда ты закончил это свое представление, на сотую долю секунды все затихло.
Иржи наслаждается.
Как после взрыва. И в этот момент я посмотрела кругом, на этих залитых мочой людей. Я ожидала увидеть ненависть или шок, но увидела глаза, полные сочувствия. Они жалели меня, потому что видели, что я с тобой.
ИРЖИ. Ты не должна к ним серьезно относиться. Это же не нормальные женщины. Это судьи. Заседатели.
АЛИЦИЯ. Не хочу, чтобы меня жалели потому, что я с тобой.
ИРЖИ. Тебе за меня стыдно, котик?
АЛИЦИЯ. Сегодня мне впервые было за тебя стыдно.
Входит Петр.
ПЕТР. Я слышал шум. И подумал, не могу ли я чем-нибудь помочь.
ИРЖИ. Не сегодня. У нас был суд…
ПЕТР. Вы выиграли?
ИРЖИ. Как посмотреть. Я выиграл.
АЛИЦИЯ. Знаешь, что сделал наш победитель? Встал и победно облил весь суд собственной мочой из термоса.
ИРЖИ. Из сифона.
АЛИЦИЯ. Я думала, что от стыда провалюсь сквозь землю! Все так хорошо одеты, секретарь, на стенах дубовые панели… Я просто чувствовала присутствие закона…
ИРЖИ. Присутствие чего?
АЛИЦИЯ. И тут он встает и вытаскивает из сумки это поливальное приспособление.
ПЕТР. Многие на такое просто не способны.
ИРЖИ. В этом нет ничего особенного. Немного мочи, баллончик с газом, горстка отчаяния.
АЛИЦИЯ. Ясно. Вы, мужики, всегда заодно.
ИРЖИ. Котик надеялся, что я выиграю суд.
АЛИЦИЯ. Я думала, что ты будешь бороться…
ИРЖИ. А я и боролся. Это я тебе как раз и пытаюсь объяснить.
АЛИЦИЯ. Надо было юриста нанять. Подготовиться. Но единственное, что ты подготовил, было это…
ИРЖИ. Я атаковал из засады. Как партизан. (Петру.) Ты способен удержать женщину?
ПЕТР. Я однажды пытался. Не сумел.
ИРЖИ. Я как-то начал книгу писать.
АЛИЦИЯ. Мне ты этого не говорил.
ИРЖИ. Она бы тебе не понравилась. Записки старого партизана. Там, правда, и сюжета особенного не было. Пожалуй, просто список такой. «Что делать, чтобы удержать женщину». Пятьсот страниц или около того. Я закончил на двенадцатой странице. Ты творчеством занимаешься?
ПЕТР. Нет.
ИРЖИ. Молодец. Главный рецепт, как удержать женщину, должен заключаться в том, что надо быть в оппозиции по отношению к государству. Но сейчас он уже не срабатывает. В этом-то и разница по сравнению с коммунизмом. Уже никто не станет восхищаться нами потому, что мы находимся в оппозиции. Поэтому котик от меня уходит. Что в определенном смысле означает конец и для тебя.
ПЕТР. Но вы были хорошей парой.
ИРЖИ. Спасибо. Я положил на алтарь наших отношений собственную наготу. Моя сексуальная жизнь – спутник, который вращается вокруг меня и от меня не зависит. Но вот что важно. Моей девочке не должно быть за меня стыдно. Я помню времена, когда женщинам не было стыдно за нас. Дела наши обстояли не лучшим образом, но женщины нами восхищались. Они как маяки в любой ситуации стояли за нас.
АЛИЦИЯ. Какие маяки?
ИРЖИ. Такие маяки, как на островах в Греции. Не знаю, как они называются. Мы там однажды наткнулись на замечательного рыбака, у него глаза были, как у Петра… (Не выдерживает.) Котик, черт возьми! Тебе было плохо со мной?
АЛИЦИЯ. Мне было замечательно.
ИРЖИ. Вот видишь. Раньше бы девчонка не наплевала на тебя только потому, что у тебя что-то не получилось. Говорят, разница в том, что сейчас больше машин или что можно путешествовать куда хочешь, но главное – наши страдания уже не восхищают и не вдохновляют женщин. Может быть, мы потому и были в оппозиции, что это нравилось женщинам. Трудно отделить одно от другого. Но нам как-то так казалось, что Бог на нашей стороне. Может быть, мы перепутали расположение женщин с Божьим благословением, но я тут ничего плохого не вижу. Ищущий человек имеет на это право. В любом случае, самое трудное оставаться самим собой, хоть это и не нравится женщинам.
Алиция уходит. Иржи устало встает.
ПЕТР. Те двенадцать страниц. Они еще у вас?
ИРЖИ. Какие двенадцать страниц?
ПЕТР. Как удержать женщину.
ИРЖИ. Я образно говорил. У меня только пара заметок. Остаток допиши сам. (Передает Петру блокнот и уходит, потом возвращается.) И привет отцу. Он отличный мужик.
ПЕТР. Вы с ним знакомы?
ИРЖИ. У него такие же глаза, как у тебя. Он однажды заходил. Тебя дома не было. Котику как раз захотелось… ну… это неважно. Пока.
Звучит музыка. Петр читает записки Иржи.
Входит Муха.
В руках у него прозрачное надувное кресло.
МУХА. Когда вы меня в лифте везли… мне было видение.
ПЕТР. Это кома. Это не видение.
МУХА. Это было видение. Мне Бог явился.
ПЕТР. Как он выглядел?
МУХА. Как такое большое синее кресло. Он сказал мне: «Ян… — он назвал меня не Мухой или Мушкой, а Яном, — отношения между мужчиной и женщиной – это святое. Я сотворил тебя маленьким человеком, у которого две руки, две ноги, одна голова и куча проблем, но я одарил тебя жаждой чего-то высокого. Чего-то, что выше твоего понимания. Будь открытым».
ПЕТР. А что ты ему на это сказал?
МУХА. Я сказал: «Хорошо, буду открытым».
ПЕТР. А что Бог ответил?
МУХА. Бог сказал: «Я посылаю тебе своего ангела…»
ПЕТР. Опять?
МУХА. «…самого лучшего. Все мои предыдущие ангелы были ненастоящими. А теперь я посылаю тебе настоящего ангела».
ПЕТР. Хочешь сказать, что ты себе какую-то бабу нашел?
МУХА. Ну, это не совсем баба.
ПЕТР. Погоди, это баба или нет? Это мужик?
МУХА. Это… та…
ПЕТР. Кто?
МУХА. Это немного… манекен…
ПЕТР. Что это такое?
МУХА. Манекен.
ПЕТР. Ты с манекеном живешь? Где он?
МУХА. Здесь в комнате… Эва, иди сюда.
ПЕТР. Как это: Эва, иди сюда?
МУХА. Да я знаю, что она не придет. Я просто так сказал. Видишь, я ее несу. Эва, иди сюда, Петр пришел. (Приносит завернутую в ткань Эву.)
ПЕТР. Где ты ее взял? Украл?
МУХА. Я ее купил. Могу чек показать.
ПЕТР. Покажи. (Приподнимает ткань, приходит в ужас.) Муха, ну ты совсем спятил.
МУХА. Не называй меня Мухой.
ПЕТР. Ты абсолютный идиот. Ведь она искусственная. Из пластмассы. Она говорит? Ходит? Вот видишь. А ты ей сказал «иди сюда»!
МУХА. Я знаю, что она неживая. Я тренируюсь на Эве, как нужно общаться с женщинами.
ПЕТР. Лучше уж на мне тренируйся.
МУХА. Я не хотел рисковать и затевать новые неудачные отношения. Со всеми этими бабами я уже сам себе был смешон.
ПЕТР. А теперь ты себе не смешон?
МУХА. Мне надо снова обрести чувство собственного достоинства. Эва мне в этом помогает.
ПЕТР. А ты не хочешь просто-напросто жить с женщиной?
МУХА. Они для меня слишком опасны.
ПЕТР (разглядывает манекен, дотрагивается до серег в пластмассовых ушах Эвы). Дорогие?
МУХА. На этом я не экономлю.
ПЕТР. Послушай, не хочу читать тебе морали. Я последний, кто будет судить людей или пытаться учить их, как надо жить. Но ты должен понять, что если ты живешь с манекеном, дела твои плохи.

• « МОТЫЛЬКИ И СТРЕКОЗЫ
• » ТОРЧ