Борковская показывает незамысловатую и популярную конструкцию из рук.

Ксюша. Браво!
Карасик. (Ксюше). Ну, чего ты цепляешься, а?
Ксюша. Карасева расслабься, никто ни к кому не цепляется.
Баля. Сколько там раз тебе позвонили?
Карасик. Девять.
Ксюша. Уже десять, не переживайте, подружки, скоро уйду.

Татьяны молча переглянулись.

Ксюша. Девчонки, честное слово, искренне вам благодарна за этот вечер! Я как будто вернулась туда, где мне 15! Время молчанок и переглядок. А также липовой дружбы.
Дуня. Ну, что ты говоришь?!
Ксюша. Да то и говорю. А вы разве забыли, как вы без меня гулять ходили?
Карасик. Мы без тебя?
Ксюша. Да, Карасева, вы без меня. Как вы перемигивались… противно вспомнить.
Борковская. Про что ты, радость моя?
Ксюша. Да все про тоже!
Дуня. Я вообще не понимаю о чем ты.
Ксюша. Как о чем? Про те удивительные и незабываемые моменты, когда вы меня, дорогие подружки, кидали!
Борковская. Кидали? Например?
Ксюша. Например? Вспомни, хотя бы свидание возле кинотеатра «Юность»: когда вы зоопарк ждали.
Карасик. Зоопарк?
Ксюша. Да, зоопарк — парни из соседнего района. Борковская их где-то подцепила, и договорились встретиться в пять у кинотеатра. После уроков в школе вы общались, а я позже подошла… Не помните?
Карасик. Я не помню.
Борковская. Я тоже такого не помню.
Ксюша. Так вот, когда я подошла, вы переглянулись, и Таня Баль очень громко и очень неправдоподобно сказала: «Сегодня гулять не идем, я занята». А я спросила: «А остальные»? А остальные тогда промолчали.
Карасик. А, у «Юности», что-то припоминаю.
Ксюша. Спасибо, Карасик, ты так добра, если бы не поля твоей безвкусной шляпы – я б тебя расцеловала.
Баля. Ну и язык! Жало!
Ксюша. Может и жало! Да, только я тогда так плакала.
Борковская. Они же все равно были уроды. Зоопарк – сама сказала.
Ксюша. Дело было не в этом, ни в самом свидании, а в вашем поступке! Понимаете, как вы меня тогда обидели?!
Карасик. Ксения, так глупо жить детскими обидами.
Ксюша. А я ими не живу. Неужели ты думаешь, что все эти годы я только и думала о вас? О своих подружках, пардон, псевдо — подружках.
Дуня. Оксют, ну, было и прошло! Ты же понимаешь, почему тебя не брали на массовые свидания! Ведь ты была у нас самая миловидная.
Ксюша. А зачем тогда вы меня в свою СОТУ брали? Клятвы, трехдневное голодание, испытания выносливости и горячий воск… Зачем это идиотское посвящение? Я же вам тогда поверила! Что вы надежные! Что вы настоящие! Что вы – подруги!
Дуня. Мы всегда хорошо к тебе относились.
Баля. Дуня, не надо обобщать!
Ксюша. (Бале). Ну, твоя-то агрессия была обоснована.
Баля. Неужели?
Ксюша. Конечно. Ты была самая слабая, от этого пыталась казаться самой сильной. Тебе надо было всех держать в кулаке. Будь я размазней, уверена, что прижилась бы! И кличка твоя, и манеры эти грубые – все свидетельствует о слабости.
Баля. Ну, вы посмотрите на нее! Психотерапевт, как пить дать!
Ксюша. Психоаналитик.
Баля. Ну, что ж, пойдем, выйдем, доктор, проконсультируешь!
Ксюша. Зачем выходить? Я и так вижу: передо мной больной, психически неуравновешенный человек.
Баля. Давай, выйдем и поговорим!
Ксюша. А здесь тебе, что, не говорится? От подруг у меня секретов нет. Я тебя слушаю.
Баля. Чо ты, боишься?
Ксюша. Нет, не боюсь. Даже если ты мне морду набьешь – диагноз твой от этого не измениться.
Карасик. Ну, дикари мы что ли? В кои веки встретились. Может, и не увидимся больше.
Дуня. Действительно. И ведь не встретимся, поди, больше.

Карасик наполняет всем бокалы.

Борковская. Давно пора выпить!
Карасик. Пусть старые обиды забудутся, а новые не успеют появиться!

Все чокаются бокалами, у Ксюши снова звонит телефон, она отходит, чтобы поговорить. За столом некоторое время царит тишина, затем очень неуверенно говорит Дунаева.

Дуня. У меня есть соседка Наталья, так вот у нее супруг археолог. Она говорила, что однажды на раскопках они нашли древнюю могилу, в которой лежали четыре женщины. Вроде жрицы какие-то, жили до нашей эры. Так вот, они служили Богам каким-то и умерли в один день…
Баля. Почему?
Дуня. Что почему?
Баля. Умерли почему?
Дуня. Их забрали Боги.
Карасик. Откуда ты знаешь, что их забрали Боги?
Дуня. Так Наташка сказала… А, там свиток, свиток нашли, написанный рукой одной из умерших. Конечно, полностью восстановить не удалось, но из обрывков было понятно, что одной из них приснился сон, что за ними придут в определенный день, они собрались все вместе и исчезли.
Борковская. Совсем? Так там же останки нашли.
Дуня. Исчезли – это умерли. Просто в то время люди не умирали, а исчезали, т.е. душа покидала тело.
Борковская. Страсти какие. У меня даже мурашки по коже. Мне только ваших баек из склепа и не хватало, на ночь-то глядя!
Баля. А ты вызови своего любовничка – пусть он тебя ночью спасает в объятиях!
Борковская. Да ну тебя, Баль! Пойду, покурю лучше.
Баля. Так давай здесь подымим.
Борковская. Здесь нельзя. Вон вывеска.
Баля. Тогда я с тобой.
Борковская. Если будешь меня донимать – лучше не ходи!
Баля. Ладно, не боись.

Баль и Борковская выходят из кафе, Ксюша возвращается к столу.

Дуня. Ну, что Оксют, сколько там звонков осталось до счастья?
Ксюша. Нисколько.
Дуня. Уже тринадцать раз позвонил?
Ксюша. Больше, раз двадцать уже.
Карасик. Так радуйся! Любит, значит.
Ксюша. Пьян он. Несет какую-то несуразицу.
Карасик. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Ксюша. Не всегда.
Дуня. Ты чего раскисла-то совсем!
Ксюша. Понимаете, девочки, просто я очень…

К столику подходит мужчина.

Мужчина. Я прошу прощения…
Ксюша. Вообще-то мы разговаривали.
Карасик. Ничего-ничего! Что вы хотели?
Мужчина. Можно вас на танец пригласить?
Дуня. Меня? Нет.
Карасик. Иди, потанцуй. (Обращаясь к мужчине). Можно, мужчина, можно.
Дуня. Да вы что, девочки, я не пойду!
Мужчина. Я вас очень прошу.
Дуня. Но ведь здесь никто не танцует.
Мужчина. Но ведь это не значит, что это запрещено. Это моя любимая песня. Если вы согласитесь, официантка сделает радио погромче.
Дуня. Ну, хорошо…

Мужчина уводит Дуню вглубь кафе, она, вытягивая рукава и хихикая, что-то ему говорит.

Карасик. Ну, Дунаева…

Ксюша улыбается, опустив глаза.

Карасик. Так что ты там говорила, какой он раз позвонил?
Ксюша. Не важно, Карасик, не важно…

Сидят молча, задумавшись. Слышна трогательная песня.

Карасик. И, правда, хорошая песня. И почему он меня не пригласил?

К столику возвращаются Баль и Борковская.

Борковская. А где Дуня?
Карасик. Фу, накурилась-то!
Ксюша. Танцует.
Борковская. Танцует?
Ксюша. Да, ее пригласили.
Борковская. Кто? Тут нет ни одного приличного мужика.
Карасик. Не завидуй, тебе не идет.
Борковская. Вот еще! Я? Завидовать Дунаевой?
Баля. Вижу их прямо по курсу. Может пойти сцену ревности устроить.
Борковская. Ему? Ты его знаешь?
Баля. Его нет. А вот ее знаю.
Ксюша. Не надо, пусть потанцуют.
Баля. А подойду. Разыграю их! Во, смеху-то будет: он подумает, что мы с ней пара!
Карасик. Девочки, а научите меня курить.
Борковская. Ты что, одичала?
Карасик. А я иногда делаю то, что не пробовала ни разу в жизни. Например, я ни разу не прыгала с парашютом.
Борковская. И что прыгнула?
Карасик. Нет. (Хохочет). Но я планирую.
Баля. Так, рыбе больше влаги не давать, а то она у нас сиганет с крыши кафе. Веселенький финальчик встречи получится!

К столу возвращается Дунаева, она держится за щеки и смущенно улыбается.

Карасик. Ну, как?
Дуня. Чего как? Никак. Потанцевали и все…
Борковская. А встретиться договорились?
Дуня. Нет, конечно.
Борковская. Ну, ты чего растерялась-то?
Дуня. Да командировочный он!
Борковская. Ну и что? Роман бы закрутила.
Дуня. Да ну вас! Просто он по жене скучает.
Борковская. Хорошо, однако, скучает, пригласив на танец женщину в кафе. Если бы мой так скучал, я б ему быстро рога вкрутила!
Ксюша. Кто бы сомневался.
Дуня. Он с супругой познакомился, когда эта песня играла по радио. Он оперировал, а песня играла… И завезли женщину с осколочным ранением.
Баля. С осколочным ранением?

• « ТОРЧ
• » Дневник неудачницы