Зелинский. Торопись, время!
С к у п е н ь уходит.
Бы, Чижик, всюду попадаетесь на глаза и почему-то меньше всего на работе.
Чижик. Бывает.
Зелинский. Считаете себя передовиком, активистом и еще чем-то там. Как это у вас, однако, совмещается? Может, расскажете?
Чижик. Могу рассказать, отчего не рассказать.
Зелинский. Обяжете меня.
Чижик. Только ни к чему.
Зелинский. Как это — ни к чему?
Чижик. Мы друг друга все равно не поймем.
Зелинский. Не знаю, как вы меня, а я вас пойму. Куда проще валять дурака, чем работать на совесть.
Чижик. Работать на совесть? Работать на совесть можно, только, по совести говоря, не у вас.
Зелинский. Так-с… Что же, обижают вас, получек не выдают?
Чижик. Почему не выдают? Выдают.
Зелинский. А если чем вам не угодили, простите, мы вас не за­держиваем.
Чижик. Если бы и задерживали, все равно б не удержали. Ра­ботать на совесть! Э-эх! Есть где работать на совесть! В Варшаве — на Новой Гуте… Там, если человек работает, по крайней мере знает, зачем работает.
Зелинский. И там летунов не жалуют.
Чижик. Точно. Но там всякий душу свою отдаст, если только он не чуждый элемент. Э-эх! И чего там только нет… Соревнование… Но­вые методы… Социалистические темпы. Там — жизнь! А здесь что? Извините, переливание из пустого в порожнее. Дела душа требует!
Зелинский. Слыхали мы эти разговоры. Было бы желание, а ра­бота везде найдется. И соревнование есть у нас.
Чижи к. Почему не быть? Есть. На бумаге.
С «у пень стоит в дверях в плаще с чемоданом.
Зелинский. С завкома спрашивайте, я здесь ни при чем. А что до новых методов — вы не хуже меня знаете, что мы их внедряем.
Чижик. Знаем, как не знать? Все знают.
Зелинский. Чего ж вы пристали?
Чижик. Не знают только, зачем вы их внедряете?
Зелинский. Как вы сказали?
Чижик. Я сказал: не знают. Ни парторганизация, ни завком. Ди­рекция их не известила, не посоветовалась,— откуда им знать. Да им и не по душе новое, от которого пахнет старым.
Зелинский. Чижик! Это вы уж слишком.
Чижик. Говорят, рационализация директору нужна, а не заводу.
Зелинский (оторопев). Так говорят? Серьезно?
27
Чижик. Почему не говорят? Говорят.
С к у п е н ь. Поехали? Я готов.
Зелинский. Да-да. Поехали…
С к у п е н ь. Прощайте, Чижик! Передавайте всем привет!
Чижик. Передадим привет, почему не передать. До свидания, то­варищ писатель. (Уходит.)
Зелинский. Не знаешь, Дорота у себя? Пойдем, попрощаешься.
С к у п е н ь. Пойдем.
Зелинский. Погоди… Пока мы одни… Не забудь о Гуркевиче.
С к у п е н ь. Не забуду, не забуду.
Зелинский. И о пьесе напиши, как приняли.
С к у п е н ь. Напишу, напишу. Я только хотел предупредить тебя, что ввожу некоторые изменения.
Зелинский. Именно?
С к у п е н ь. Первым делом убираю саботажника.
Зелинский. Как? А классовый враг?
С к у п е н ь. Остается.
Зелинский. Кто же?
С к у п е н ь. Директор.
Зелинский. Кто-о?
С к у п е н ь. Ди-рек-тор.
Зелинский. Подожди, должно быть, кто-нибудь другой, не Квят-ковский же, надеюсь?
С к у п е н ь. Именно, Квятковский. Выяснилось, что этот отрицатель­ный тип действовал из корыстных интересов в ущерб заводу.
Зелинский. Квятковский? Ведь это же… (Невольно приложил руки к груди.)
С к у п е н ь. Да, Квятковский. И название пьесы меняю. Сейчас оно звучит так: «Вредитель».
Зелинский. Вредитель?
Дорота (входит одетая в дорогу с саквояжем, в руке). Я готова.
Зелинский. Что это значит?.. И ты уезжаешь?..
Дорота. И я. Вместе с паном Юлианом. В Варшаву.
С к у п е н ь. Со мной?..
Дорота (Зелинскому). А ты как хочешь, милый! Можешь киснуть себе в этом Дембновце, в этом Ерундовце. А меня не имеешь права за­ставлять. Я — молода. Я — жить хочу!
Зелинский. Дорота, послушай…
Дорота. Знаю наперед, что ты скажешь: обязанности жены и так далее, общественный долг и прочее. Хватит с меня! Прежде всего долг перед самой собой! Что мне с того, что построят социализм, если я со­старюсь и ни один сознательный социалист не взглянет на меня… Я жить хочу, пока время есть!
Зелинский. Помилуй, Дорота…
Звонок телефона.
Алло? Да, я… Что-о? (Напряженно слушает, затем медленно кладет трубку.)
Скупень. С завода?
Зелинский. Да…
Скупень. Что случилось?
Зелинский. Неудача. С опытом. Провал. (Обвел взглядом До-рсту и Скупеня.) Кругом провал!
Занавес
28
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Декорация первого акта, ранний утренний час. Стол Зелинского завален бумагами.
Стакан с недопитым чаем и пруда окурков свидетельствуют о бессонной ночи.
Эля приводит в порядок стол. Перед ней — Чижик.
Чижик. Как же будет дальше?
Эля. Надоел ты мне. Не знаю, как будет дальше.
Чижик. В таком случае я уйду.
Э л я. Уходи. И вообще здесь не место для частных разговоров.
Чиж и к. Могу уйти, почему не уйти? (В дверях.) Могу даже вооб­ще не возвращаться.
Э л я. Ой, Эдик! Ну, что ты пристал ко мне?
Чижик (возвращаясь). Я? Ничего. А только дальше так продол­жаться не может. Либо — либо.
Эля. Повторяю: сейчас я отсюда не уеду. Понял?
Чижик. Когда же?
Эля. Не знаю. Через неделю, через месяц, когда…
Чижик. …Когда рак свистнет и рыба запоет.
Эля. Какой ты, честное слово! Что же, по-твоему, бросать мне ра­боту как раз тогда, когда я здесь нужна? Когда, наконец, здесь начи­наются настоящие дела?
Чижик. Хи!
Э л я. И вовсе не «хи»! Если б ты видел, как он целыми днями не подымается от стола. Чертит, рассчитывает, прикидывает. Ночевать до­мой не уходит. Здесь на диване прикурнет, а то и не приляжет даже. Как начали они вчера с Фрончаком и Тихобродским спорить, так с пол­часа назад только кончили. Он доказывал, убеждал, направлял…
Чижик. Уж он их направит.
Э л я. Я знаю — ты не веришь. Ты вообще такой — не веришь в че­ловека. Образцовый марксист, нечего сказать. Человеку надо помочь, руку протянуть!
Чижик. Пусть ему жена руку протягивает. Даже вот она не захо­тела, сбежала от него. Остался один — сиротинушка… ро-га-тая.
Эля. VI вовсе она не сбежала.
Чижик. А что же?
Эля. Просто неизвестно, где она.
Чижи к. Кому не известно, а кому и известно. Видели ее, как она не с тем, с кем надо, целовалась! Да-да. Скажете еще — она лекции читать поехала, строительство Дворца культуры проверять, а?
Э л я. Но он, Скупень-то, здесь… Впрочем, нас это не касается.
Чижик. Может, не касается, а может, и касается. В целом кар­тина довольно странная.
Эля. Чего ты, собственно, хочешь? Говори яснее.
Чиж и к. Ничего. Только раз было решено уезжать вместе, значит и надо вместе. По плану. А не так, чтобы все срывать и директору-сиро-ткнушке ручку протягивать. Хорошо, если только ручку.
л я. Эдик!
и ж и к. А что! Насмотрелись мы здесь, как ваша сестра нашего
брата вокруг пальца обводит.

л я. Сию же минуту убирайтесь отсюда!
и ж и к. Могу убраться, почему не убраться. Я и сам бы убрался.
Дня здесь больше не останусь! Задыхаюсь я здесь. (У дверей.) Напишу
вам из Новой Гуты, как строят социализм. А вы здесь оставайтесь, по­чему бы вам не остаться. Оппортунистка. (Уходит.)
Эля (вдогонку ему). Дурак!
Менгожевский (входит). Вы что-то сказали?
Эля. Это не вам.
Менгожевский. Пан директор еще не приходил?
Эля. Пан директор еще не уходил.
Менгожевский. Опять? Где же он?
Эля. По заводу ходит.
Менгожевский. Посоветуйте, что мне делать. Я вообще ничего уже не понимаю.
Эля. Чего вы не понимаете?
Менгожевский. Помилуйте, на что это похоже? После того, как все было спроектировано, спланировано, сбалансировано, к тому же известно, что наверху будет отрегулировано, взять и все поломать?! Семь лет я здесь работаю, все было хорошо, и вдруг — на тебе.
Эля. Кто знает, может быть, эти семь лет было нехорошо.
Менгожевский. Как это — было нехорошо? Когда все сходиг-лось, когда, с вашего позволения, для каждой статьи были обоснования, примечания, приложения, дополнения. Было бы нехорошо — сальдо бы не сходилось.
Эля. Бывают разные сальдо. Бывают книжные, а то бывают и жизненные.
Менгожевский. Жизненные сальдо? В первый раз слышу. Ве­роятно, что-то новое.
Э л я. Новое.

• « Дверь в потолке
• » Диалоги в болоте