Командор. Ну, знаете… Выходит, законов нет, никто никого не судит, ответственности никакой. Убил жену — объясняешь: «Пардон, меня таким сотворили!» И никто слова не скажи. Солдат в
армии набил морду полковнику, а все вокруг заохали: «Бедняжка не виноват, его таким со­творили!» А может, за это полагается тюрьма, капитан?
Капитан. Тюрьма, полевой суд, и к стенке!
Командор. Ага! Видали?
Капитан. Но это же другое дело. Полковник есть полковник. Это не ваш «Некто»! Полковник не обязан терпеть такого солдата. И генерал не обя­зан, и армия тоже. И если солдат даст мне в ухо, я отвечу: «Меня сотворили иначе». И поставлю его к стенке.
Командор. Что-что?
Капитан. Один-один, и мяч на центр поля.
Командор. Доконает!
Профессор. Любопытная аргументация.
Капитан. А кстати, этому вашему «Некто» можно прямо заявить: «Ты сам меня так сотворил». Интересно, что он ответит?
Командор. Что ответит?
Капитан. Что он может ответить? Ничего! Всевыш­ний, всемогущий, всеведущий, добрый, справед­ливый и Бог знает, что еще. Он создал небеса и землю, и листик не упадет с дерева без его воли. Убил человек свою жену: кто виноват? Листик, который не туда упал, да? А листики кто сбрасы­вает?
Пауза.
Профессор. Ну… вы, пожалуй, увлеклись. Пре­увеличиваете… На вашем месте я поискал бы середину, как-то смягчил бы…
Капитан. Смягчать тут нечего.
Профессор. Нет, извините! Это верно, что каждый из нас создан по-своему, но верно и то, что в на­ших условиях, где мы родились и живем, каждый имеет возможность выбора, стремится к тому или иному. Вот, к примеру, этот господин — фабри­кант, и он, конечно же, уклоняется от налогов.
Командор (протестующе). Я?!
Профессор. Вы налоги платите?
Командор. В общем… да.
Профессор. Все?
Капитан. Все-все?
Командор. Ну… (Пауза.) Не совсем.
Профессор. При желании могли бы платить по­больше, а уклоняться поменьше?
Командор. Э-э-э… Ну, в общем… (Пауза.) Да.
Профессор. Что ж вам мешает? Высшая сила? Непреодолимое препятствие?
Командор. Да нет…
Профессор. Более того: уклонение от налогов тре­бует изощренной акробатики! Оказывается, легче — платить.
Командор. Вообще-то… (Пауза.) Да…
Профессор. Вот и все! Если господин не платит на­логи, то «Некто» здесь ни при чем. Сами вино­ваты.
Капитан (язвительно). Значит, Бог не в счет.

Профессор. Бог не в счет.
Капитан. Да, дорогой профессор, вам крупно по­везло, что живете в наше время. В средние века за такие словечки — прямиком на костер. Бог — во всем. Почему этот господин не платит налоги?
Профессор. Видно, честности маловато.
Командор. Что вы себе позволяете?
Профессор. Прошу прощения. Это к теме раз­говора.
Командор. Так вот. Я готов платить налоги — во-первых, если все будут их платить, а во-вто­рых, если государство перестанет пускать их в трубу! Да, я мелкий неплательщик. Но никогда не посмею утверждать, будто в этом виноват кто-то еще, кроме меня самого. Извините, я не желаю продолжать разговор. (Берет телефонную книгу Сингапура и усаживается в кресло читать.)
Капитан. Чего обижаться-то, не пойму. Оскорбил­ся… прямо до смерти… Пардон!
Пауза.
Профессор. Я, признаться, тоже не плачу налоги с частных уроков. Ни единой лиры. Хотя урока­ми очень прилично зарабатываю.
Капитан. Еще бы: известная категория — «три ГЪ.
Профессор. «Три ПЪ?
Капитан. Поп, профессор, проститутка — злостные неплательщики налогов. Ха-ха-ха! Вы не обиде­лись?
Профессор. Да нет, конечно.
Капитан. Я предупреждал: у нас, у военных, ка­зарменный юмор. Но без злобы!
Профессор. Вообще-то, я мог бы прекрасно пла­тить. Честности бы побольше.
Капитан. А-а-а, честности не хватает?
Профессор. Не хватает. Однако при желании…
Капитан. И где же оно, желание ваше?
Профессор. Кто его знает? Наверное, чересчур пекусь о собственной выгоде.
Капитан. Что же это вы так печетесь о выгоде?
Профессор. Характер такой!
Капитан. А если изменить характер?
Профессор. Увы! Я так устроен.
Капитан. Вот видите? Вы так устроены! Будь у вас другой характер, меньше бы стремились к день­гам, больше было бы честности и желания… Да, вы платили бы налоги! Но вы были бы дру­гим, и весь этот разговор не состоялся бы.
Профессор разводит руками, ему нечего возра­зить.
Командор (словно стряхнув с себя отчуждение). Значит, по-вашему, что ни делай — все будет правильно, все хорошо?
Капитан (напевая). «Все хорошо, прекрасная мар­киза, все хорошо, все хорошо-о-о!!!»
Командор. Профессор никак не изменится к луч­шему…
Капитан. Никак. Иначе он станет другим.
Командор. И, стало быть, этот мир…
Капитан. …есть лучший из миров. Это не я сказал, а кто сказал — не знаю.
Профессор. Лейбниц.
Капитан. Я с ним полностью согласен.
Командор. В жизни не встречал такого тупого, низкопробного оптимизма, такого… такого…
Капитан (цитируя). «Если не получилось переспать с самой красивой в мире женщиной, представь себе, что женщина, с которой ты спишь,— са­мая красивая в мире!»
Командор (Профессору). Слыхали? (Понемногу распаляясь.) А это кто сказал — слепой?
Капитан. Это сказал мой дядя, который в свои девяносто лет читал газету без очков.
Командор (сдерживая ярость). «Представь себе», да? А утром, на рассвете? А днем? Или ночью — встал по своим делам, зажег свет, а тут… (В от­чаянии.) Господи, с кем я спорю? Почему я вообще с ним разговариваю?
Капитан. От нечего делать, наверное.
Командор. То-то и оно. Ладно. Лишь бы не о смер­ти и не о мертвецах.
Капитан. Пардон, пардон! Это уже что-то совсем похоронное…
Пауза. Командор продолжает читать.
(Напевает.)
«Скажите, девушки, подружке вашей,
что я не сплю ночей, о ней мечтая…»
Профессор. А знаете, капитан… Вы отнюдь не та­кой оптимист, каким себя считаете. Утверждать, что наш мир — лучший из миров, это палка о двух концах.
Капитан.
«Что всех красавиц она милей и краше. Я сам хотел признаться ей, Но слов я не нашел…»
Профессор. Ну, смотрите, ведь можно сказать (восторженно) «Этот мир — самый лучший из миров!» Так? А можно иначе (мрачно и обре­ченно): «Господа! Мир, где мы живем, оказы­вается, лучший из миров, поэтому улучшить его не удастся никогда! Безнадежно. Все. Капут!»
Капитан.
«Очей прекрасных огонь я обожаю.
И на земле иного я счастья не желаю!..»
Профессор. Ну, что скажете?
Капитан. Я? Ничего! Буду я еще голову ломать! А в казарме вам знаете, что скажут?
Командор. Пошлют далеко.
Капитан. Вот он знает.
Командор. Слушайте, зачем столько слов? Гово­рим, говорим, а про что — сами не знаем. Так… Сотрясение воздуха, пустая болтовня. Мешаете, господа. Я из-за вас двух’ строчек толком про­честь не могу!
Капитан. Да уж! Нелегкое дело — читать телефон-

ную книгу! Роман! Ха-ха! Столько действующих лиц, и у многих одинаковые фамилии!
Командор раздраженно встает, держа книгу под мышкой, идет в туалет и запирается там.
Обиделся, что-ли?
Профессор. Да нет. Просто нервничает.
Капитан. Я знаю: он думает, что умер, и ему страшно.
Профессор. Хм, пожалуй.
Капитан. Все равно, держи себя в руках. Нельзя так сразу нервничать. Впереди целая вечность… (Напевает.)
«Что без нее в душе моей Тревоги не унять…»
Профессор. Шш-ш-ш! (Подойдя к телефону, сни­мает трубку.) Бесполезно. Не работает.
Капитан. А вам куда звонить?
Профессор. Домой.
Капитан. Чего это вдруг?
Профессор. Хотел попросить вас, чтобы вы погово­рили с ними и попросили к телефону — меня.
Капитан. Так они скажут, что вас нет!
Профессор. Естественно. Но если ответит печаль­ный голос, если они скажут: «Увы, случилось несчастье… Профессора Саппонаро больше нет…»
Капитан. А-а-а, значит, подцепили заразу от наше­го друга! Прямо, эпидемия какая-то!
Внезапно звонит телефон. Капитан с Профессо­ром замирают. Открывается дверь туалета, на пороге показывается Командор и тоже засты­вает, будто парализованный. Телефон продол­жает звонить.
Командор. Звонит… Спросите, кто…
Капитан. Нет уж. Я никаких звонков не жду. Это —
не меня. Профессор. Сами и спросите… Спросите!..
Пауза. Телефон звонит еще раза два-три, за­тем умолкает.

• « No Smoking
• » Обычай мудрости храня