Командор. Как-как?
Капитан. Ой, виноват. Честное слово, не нарочно. В казармах так говорят. У нас, у военных, сами знаете…
Профессор. Ну, а если без метафор?
Капитан. Чего?
Профессор. Что это значит — через кишку?
Капитан. Значит… Когда левой рукой за правым ухом

чешут. Не прямо говорят, а все как-то мудрено да извилисто.
Командор. Кто — я?
Профессор. Вы, вы, уж извините! Не хочу повто­рять выражение капитана…
Капитан. У нас, у военных…
Профессор. …которое обладает несомненной опи­сательной ценностью и эффективной многоплано­вой изобразительностью…
Командор. Рожали через?!.
Профессор. Да. Нельзя отрицать, что приведенное выражение действительно передает образ челове­ка, который выбирает сложный путь, хотя можно воспользоваться простым. Ведь «Кто ж не знает?» — самая обычная, банальная реплика.
Командор. Она сказала, что шесть дней работает и один выходной…
Профессор. Какой-нибудь профсоюзный договор старого типа.
Командор. А что на работу не выйдет, и все оста­новится?
Профессор. Каждый из нас считает себя незамени­мым.
Командор. А единственный сын?
Профессор. Ну, сами подумайте, сколько семей имеют одного ребенка. Я тоже — единственный сын.
Капитан. А у меня сестра, но мы практически не видимся.
Командор. Вот бы узнать, кто ее сын…
Профессор. Хотите, я спрошу, какая профессия у ее сына?
Командор (с вызовом). Хочу!
Профессор. Я даже больше спрошу, дорогой синьор. (Женщине, с деланным безразличием, но отчетли­во произнося слова.) Простите, ваш сын, слу­чайно, не плотник?
Женщина. Нет.
Профессор (победительно). О!
Женщина (после паузы). Отец его был плотник! (Пауза. Как бы про себя.) Тот еще субъект!
Командор (ошарашенно). Не понял…
Женщина (докурив сигарету, встает и смотрит на мужчин, словно побуждая их вновь приняться за работу). Мне, вообще-то, извиняюсь, скоро ухо­дить…
Мужчины, судя по всему, не понимают.
Так я уж сама… докончу!
Мужчины, поняв, наперебой оправдываются.
Командор. Нет-нет! Капитан. Я быстро! Профессор. Мы тут заболтались…
С большим рвением возобновляют каждый свою работу.
Женщина. У меня еще куча дел. Как кончится тревога, сразу бежать надо. А еще переодеться, бигуди снять… (Взяв сумку, направляется в ван­ную. На пороге останавливается и с удоволь­ствием разглядывает мужчин.) Веселая картинка!
Капитан. А что такое?
Ж е н щ и н а. Ну как же! Профессор, капитан и частный сектор помогают простому народу! Не было бы счастья, да тревога помогла. Повезло. Счастье, можно сказать, само плывет в руки. Что ж, пока плывет, пускай плывет. (Входит в ванную, закрыв за собой дверь.)
Командор. «Пока плывет, пускай плывет»… Это на­мек? Приказ? Проверка? Что это такое?
Капитан. Если не ошибаюсь, какая-то песня столет­ней давности. (Пытается изобразить мелодию.) «Пока плывет, пускай плывет…» Нет?
Командор. А дальше?
Капитан. Дальше одно и то же: «Пока плывет, пускай плывет».
Командор. .Она же не пропела, а проговорила!
Капитан. Ну и что?
Командор. А то, что песня тут ни при чем. Эта фраза значит то, что значит.
Капитан. А что она значит?
Командор. Вот и я хотел бы знать!
Капитан. По-моему, ничего не значит.
Командор. А по-моему, есть какой-то смысл. Не нра­вится мне здесь.
Капитан. Это вы тоже говорили.
Командор. Думаете, с тех пор что-нибудь измени­лось?
Профессор. С вашего позволения, я скажу одну вещь…
Капитан. Что — анекдот?
Профессор. Нет, просто одно соображение.
Командор. Если опять что-нибудь рациональное, то можете оставить при себе.
Капитан. Почему? А мне нравится. Я потом в клубе расскажу…
Профессор. Строго говоря, вы, наверное, правы. Мое соображение касается внутренней сущности идеи, абстрагированной от собственного кон­текста.
Капитан. Бог ты мой! Я не запомню!
Профессор. Нет, ничего сложного. Приведу пример. Фраза «Пока плывет, пускай плывет» взята из какой-то не слишком умной песенки. Верно?
Капитан. Верно.
Профессор. Очень хорошо. Теперь — слушайте. (Раскрывает большую черную книгу, которая ра­нее была в руках Командора, и читает «биб­лейским» тоном.) «И увидел он Симона Петра и братьев его в лодке, которую волны влекли к самой середине Тивериадского озера Симон Петр, простирая к нему руки, возопил в слезах: «Равви, равви, не видишь — порвалась веревка, и лодка наша плывет к дикой Самарии? Что ж не спасешь нас?». Тогда, не покидая окружив­ших его, он ответил: «Симон Петр, маловерный,

неужто думаешь, будто веревка может порваться вопреки воле на то Отца моего небесного? Истин­но, истинно говорю: пока плывет, пускай плывет!»
Пауза.
Капитан. Видали? Поэты… песенники… Отовсюду передирают!
Командор. Это Евангелие?
Профессор. Нет. Я сам придумал.
Капитан. Как?
Профессор. Вот еще: «Дайте кесарю кесарево, Богу богово».
Командор. Это Евангелие. Не скажу точно откуда, но — Евангелие.
Профессор. Верно. Только вот какая штука: вклю­чаем телевизор, а там — песенный фестиваль из Сан-Ремо, выбегает красавица в короткой юбочке, сапожках, кожаной курточке и поет: «Дайте Богу богово, кесарю кесарево Пам-парам-пам-пам, оу-йес, О, мама, мама…
Дайте Богу богово, кесарю кесарево…» И так далее и тому подобное. (Останавливается, довольный, переводя дыхание.)
Остальные глядят на него с ужасом.
Ну, что скажете?
Командор (в непритворном смятении.) Он сошел с ума!
Капитан. Виноват, повторите, пожалуйста. Недо­понял.
Профессор. Все очень просто. Говорят: «Не ряса делает монаха». Ерунда. В литературе… да что в литературе — в жизни! — именно ряса делает монаха! Пустая фраза в песенке — чушь, глу­пость. Но та же самая фраза, произнесенная в нужном месте — на берегу Тивериадского озера, неким персонажем в подобающих одеяниях да еще после слов «истинно, истинно вам говорю», пре­вращается в одну из тех глубокомысленных сен­тенций, которые потом две тысячи лет толкуют на все лады со всех амвонов.
Пауза. Всеобщее замешательство.
Капитан. До меня вообще медленно доходит. Надо подумать, дело-то любопытное. Как там, в песен­ке? «Дайте Богу богово, кесарю кесарево…»
Командор. И что все это значит?
Профессор. Витгенштейн говорил, что философия есть борьба человека с несовершенством языка.
Командор. Слушайте, бросьте этого Вит… Вот этого. Ближе к сути.
Профессор. А суть, уважаемый господин, в том, что вы, наверное, правы. И смысл всего, что на­говорила здесь эта женщина, следует понимать в зависимости о того, кто она есть, а точнее, кем мы сами ее считаем. Если она — Святой
Дух, тогда каждая произнесенная ею буква имеет непреходящее мистическое значение. Если же — обыкновенная уборщица, а другого и быть не мо­жет, то вздор — он и есть вздор.
Капитан. А вдруг это очень умная уборщица? Мо­жет так быть?
Командор. Да-да, может! Не отвлекайтесь.
Капитан. Все равно — да здравствует армия! Смот­рю я на вас, интеллигенцию. Все-то вы знаете, все понимаете. А что говорил Шехерезада, так и не вспомнили. Спрашивается, кому нужны все эти ваши университеты с диссертациями? Все эти мнения, сомнения, точки зрения… В армии, слава Богу, двух мнений быть не может. Армейский устав значит только то, что значит. «Шагом марш!» значит «иди», «Стой!» значит «стой». Р-раз-два, раз-два, раз-два… Ро-та-а-а, стой! Раз-два. Нале-е-во! Равняйсь! Смирно! (Продолжает в том же духе, все больше воодушевляясь.) Пред­ставьте себе, что будет, если сержант скоман­дует «Налево!», а половина роты пойдет направо, другая половина — купаться на речку… Нет уж, не надо! Вам профессорам, у нас бы, в казарме, пожить, подучиться…
Пауза.
Профессор. Заратустра.
Капитан. Не понял.
Профессор. Не Шехерезада, а Заратустра.
Командор. Это мы тоже говорили.
Капитан. Вот именно.
Командор. Но ни к чему не пришли.
Профессор. И так все ясно!..

• « No Smoking
• » Обычай мудрости храня