-
Рекомендуем - "Ален Делон не пьёт одеколон" или "Убить Ланцелота" или
Профессор. Между прочим, это мысль. Все равно делать нечего. Я вот рассказал про старика с домом, капитан поведал нам свою басню…
Командор. Басню?! Вы называете это басней? Тут целая притча!
Капитан (скромно). Да нет, это анекдот, просто анекдот. Я их и так плохо рассказываю, а если приду в клуб и скажу: «Послушайте, мол, басню или притчу…>
Командор (с неожиданным жаром). Да вы оба сумасшедшие! Сумасшедшие и слепые! Вы не поняли, где мы находимся? Не поняли, что с нами произошло?
Пауза. Оба с изумлением глядят на него.
Однажды я видел художественный фильм.
Капитан. Это анекдот?
Командор. Нет! Не фильм!.. Спектакль. Там был корабль, капитанский мостик, и на нем капитан, немного странный капитан, но сначала вроде бы ничего подозрительного. Его маленькие странности будут понятны потом. Корабль у причала готов к отплытию — в роскошный круиз для очень богатых клиентов… Появляется первый пассажир — мужчина лет пятидесяти, элегантный, изысканный джентльмен. Капитан любезно встречает его у трапа, провожает до каюты, говорит что-то о корабле, о предстоящем плавании, только непонятно, куда именно поплывет корабль… Появляется молодая женщина, за ней другие пассажиры. Капитан радушно приветствует каждого. Первые знакомства, первые симпатии, антипатии, какие-то мелкие трения, неизбежные среди людей, собравшихся вместе и надолго. Тут и стали возникать странности…
Капитан. Например?
Командор. Например… Ну, например, никто из них не понимает, чего ради он отправился в этот круиз и почему здесь каждый в одиночестве — без жены или без мужа, без родных. И никто не помнит толком, как попал сюда. Правда, один пассажир вспомнил, что, перед тем как подняться на борт, он лежал дома больной. Значит, выздоровел… И наверняка едет отдохнуть, укрепить здоровье. Ну конечно! Ведь врач так и сказал: «Сразу после выздоровления — на пароход и куда-нибудь в тропики!» Все вроде бы ясно, но что-то не вяжется, смущают какие-то провалы: болезнь, постель, потом этот корабль… А посередине-то что? Память подводит — надо думать, от слабости. Ладно. Другой пассажир наоборот: все прекрасно помнит или ему так кажется. В то утро он пришел в банк за деньгами — скорей всего, для того же круиза. Взял деньги и уже направился к выходу, как вдруг в банк ворвались налетчики. Он оказался лицом к лицу с бандитом, который навел на него автомат и приказал молчать и не двигаться. Тут нагрянула полиция, бандиты открыли огонь и этот чело-
век, видимо, потерял сознание, потому что все остальное выпало у него из памяти. Помнит, как поднимался по трапу на борт корабля. А как туда попал и зачем — совершенно не понимает.
Профессор. Ясно.
Капитан. И все?
Командор. Они умерли! Слышите? Умерли! Это была смерть! Так умирают. Последнее отчетливое воспоминание, как вспышка, потом — странная пустота, и дальше — корабль…
Капитан. Хорошенькое дело! А мне, значит, про смерть и заикнуться нельзя!
Командор. Я понимаю, это придумал автор — сценарист, драматург. Но кто скажет, как на самом деле умирают? Может быть, именно так? Может, смерть — действительно что-то в этом роде? А мы почему здесь? А вдруг то, что здесь, сейчас с нами творится, есть на самом деле переход от жизни к смерти? Человек попадает в странное место, встречает каких-то незнакомых людей, с которыми не имеет ничего общего, с ко-‘ торыми, может, никогда бы и не встретился… Ждет кого-то, кто опаздывает и вообще не приходит, может, и не должен был прийти… На улице — никого, город вымер!.. Выйти невозможно… Очень странные двери, какой-то ненормальный холодильник… Что прикажете думать? Неужели кто-то пошутил? А может, это сон? Тогда шутка вот-вот раскроется или настанет пробуждение от кошмара… Обстановка нервозная, цапаемся, ругаемся из-за ерунды, мучаемся от неизвестности, рассказываем идиотские анекдоты… Потом какое-то странное, вроде бы необъяснимое ощущение, едва уловимое воспоминание, потом догадка, предположение…
Профессор. Понятно.
Капитан. Что-что? Я прослушал.
Командор. Смерть… А если и мы тоже — как те — оказались в адской ловушке между жизнью и смертью, и остается лишь осознать это, смириться и окончательно умереть? Ну кто возразит? Может, вся эта наша страшная нервозность…
Капитан. Чего нервничать? Я в полном порядке.
Командор. …есть не что иное, как отчаянная попытка жизни в последний раз самоутвердиться, воспротивиться смерти?
Капитан. И что потом?
Командор. Кто ж его знает? Понемногу сойдет на нас кромешная тьма… Потом все по очереди заснем и — покойной ночи! (Профессору.) Вот видите? Едва что-то прояснилось, я сразу успокоился, как будто ромашки выпил. И исчез кошмар. Наверное, это необходимо: осознать, смириться и… конец. Все куда-то отодвинулось, стало таким далеким… У вас, конечно, свое рациональное объяснение, и вы сейчас же похороните меня под лавиной своего сарказма…
Профессор. Что вы, боже упаси! Хотя, впрочем… Вот вы говорите: «На нас сойдет тьма… Мы все по очереди заснем…» Сейчас уже вечер, поло-
вина восьмого, по всем правилам скоро стемнеет. И если, как обещали, эта химическая тревога продлится до утра, я действительно могу заснуть. Больше никаких рациональных возражений у меня нет. И более того: именно мой рационализм не позволяет мне распространяться на подобную тему. Что я знаю о смерти? Я всегда наблюдал ее с другой стороны, со стороны живых. Откуда мне знать, как она выглядит изнутри? Как я могу доказать, что вы говорите неправду? У меня никакого опыта. Я, между прочим, умираю в первый раз. Однако для столь суровых выводов, по-моему, нет оснований. Я пришел забрать рукопись моей будущей книги. Эта книга для меня очень много значит, но для меня — живого! Посмертная слава — как говорится, «о’кей» — отличная штука, но чем позже, тем лучше! Вы говорите, мы умерли? Не могу доказать обратного, следовательно, поживем — увидим. Завтра утром окончится тревога, явится мой издатель, скажет: «Дорогой Саппонаро — с двумя «п» — вот ваша рукопись, работайте дальше». И я отправлюсь работать, сделаю правку, отдам в печать, и книга выйдет, и двадцать тысяч экземпляров разойдутся нарасхват, и я поеду отдыхать в свой круиз по Карибскому морю, на роскошном корабле без всяких странностей, зато вдвоем с роскошной блондинкой, и тогда, сударь мой любезный, я пришлю вам симпатичную открытку с надписью: «Привет с Карибского моря самому отпетому колдуну и чернокнижнику, который так рвался сглазить, накликать и накаркать!»
Командор. Нервничаете?
Профессор (принужденно). Ничуть. Я совершенно спокоен! А вы зарубите себе где угодно: идут учения по гражданской обороне, ясно? Химическая защита. Обыкновенная учебная тревога, ясно? У меня и без того плохой гемоглобин, у всей нашей семьи повышенное давление, у тетки моей большая опухоль, а в газетах каждый день — только о СПИДе, только о СПИДе! И не как в прежние времена — дескать один кто-то случайно заразился. Нет! У всех поголовно СПИД! СПИД! А вы тут полчаса жуете мочалку…
Командор в ужасе указывает на Капитана, который с запрокинутой назад головой, закрытыми глазами и полураскрытым ртом словно окаменел в кресле.
Командор (выпучив глаза). Вот!.. Вот!.. Он первый… Скоро наша очередь…
Осторожно, со страхом оба приближаются к Капитану. Но когда они уже возле кресла, Капитан разражается мощным, трубным храпом.
Профессор (резко, как бы отгоняя страхи). Открытку с Карибского моря! Вот такую, самую большую открытку!
Действие второе
Картина первая
Та же сцена несколько часов спустя. Профессор с Капитаном играют в карты. Командор сидит в кресле на первом плане, лицом к публике. Взгляд его устремлен вдаль, он о чем-то напряженно думает.
Капитан (делая подсчет в конце игры). Взятки, козыри, расклад, семерка, дуплет. Семь-ноль в мою пользу!
Профессор. Поздравляю.
Капитан. Между прочим: у кого последняя карта, дуплет не разбивает.
Профессор. А я разбивал?
Капитан. А то! Когда играли пять и два — семерку. Сдаю. (Раздает карты.)
Командор. Где вы карты нашли?