Сергей Шумский

УРОДЫ
(Драма в двух действиях)

Действующие лица:
Серега и Воробей
Паша из Новореченска
Моисей — седой еврей
Люба — проводница
Сержант милиции
Картина 1. Играется с закрытым занавесом. Шум летнего вокзала. Объявления о прибытии-отбытии поездов. Голоса Сереги и Воробья (за кулисами или – можно – в зрительном зале):
Серега: — Воробей, а ты унюхал, чем пахнет вокзальный сортир?
Воробей: — Мочой. Чем он еще пахнуть-то может? Вот люди-уроды, поссать толком не умеют.
Серега: — Не, Воробей, ты не прав. Летние туалеты пахнут отпуском. Ты вот когда в отпуске был в последний раз?
Воробей: — Ну, тут, Сереж, вспоминать надо.
Диалог прерывается объявлением: «Вниманию встречающих! Скорый поезд «Москва-Новореченск» прибывает через пять минут».
Воробей: — Этот поезд нам подходит?
Серега: — Вроде подходит.
Воробей: — Попробуем сесть?
Серега: — Не, Воробей, опять нам с тобой билетов не взять.
Воробей: — Бля, народу-то сколько! Вся твоя Сибирь, что ли, в один день решила домой вернуться? Давай паспорт, на этот раз я попробую.
Серега: — Да не пробиться тебе к кассе. Смотри, какие там бугаи новореченские стоят, а ты такой маленький телом.
Воробей: — Давай, говорю, паспорт!
Серега: — Хм, ну держи. Тогда я – за водкой?
Воробей (уже в толпе очереди, спохватился, кричит): — Серега! А докуда билеты-то брать?
Серега: — До этой, черт, до «Ини». Этот поезд, кажется, там идет.
***
Картина 2. Объявление по вокзалу: «Скорый поезд «Москва-Новореченск» прибыл к первой платформе. Стоянка поезда – 15 минут». Одновременно с объявлением открывается занавес. На сцене – часть купейного вагона. Двери открыты только в одном купе. По коридору проходит проводница Люба:
— Какой спокойный у меня нынче народ собрался, спят все, никто на перрон не выходит. Один только шалопутный и приблудился!
Заглядывает в открытое купе – там два пассажира. Один сидит у окна, читает газету — это Моисей. Второй – Паша – в забытьи тяжелого сна. Люба спрашивает:
— Все спит? Он хоть живой?
Моисей: — Пять минут назад ругался матом. Живой, стало быть.
Люба: — Ох, бедолага. Это ж надо так пить.
Люба уходит. Сразу за ней по вагону проходят милиционеры – поездная охрана. Один из них заходит в открытое купе.
Моисей: — Добрый вечер, господин сержант.
Сержант: — Добрый. Что сосед, не беспокоит больше?
Моисей: — Как вы ему пистолетом-то пригрозили, спать лег, испугался. Я, признаться, тоже вас напугался. Скажите, у вас там боевые патроны?
Сержант: — Ага. На всякий пожарный случай.
Моисей: — И что, вы сможете выстрелить в человека?
Сержант: — Да уж не сомневайтесь, понадобится – рука не дрогнет. Эй! – толкает Пашу.
Паша: — А?.. (вздрагивает, просыпается) Чего, сержант?
Сержант: — Пока ничего. Ты смотри: будешь пить – ведя себя тихо. Запомни: мне очень не нравится, когда меня не слушаются.
Паша: — Ладно-ладно. Все будет нормально.
Сержант (уходя): — А ты, Моисей, чего испугался? Я безвинных не отстреливаю.
Паша морщится от головной боли, тянется к бумажному кульку на столике, берет из него мойву в тесте, разглядывает ее, нюхает и с отвращением бросает назад.
Паша: — Какой сон испортил!
Моисей: — Кто?
Паша: — Мент этот поганый.
Моисей: — Ну зачем вы так сразу – «мент поганый». По-вашему, все они такие, поганые?
Паша: — Не все. Но этот — точно поганый. Я их много на своем веку повидал, даже пьяный в дым чую, нормальный ко мне мент подошел или поганый подкрался. Этот мне сразу не понравился. Вчера. Я ведь вчера в поезд сел?
Моисей: — Скорее сегодня. Ночью, даже к утру ближе. А сон-то какой был?
Паша: — Сон-то? Да будто в гостях я у матери с отцом. И хорошо еще все у меня в жизни, с женой в гости приехал. И жена какая-то вдруг хорошая, красивая. Волосы у нее солнцем пахнут. Как раньше было, когда мы с ней на юга ездили. Поцеловал я ее в голову, в волосы-то, и показалось мне вдруг, что это не жена, а… Ну, другая женщина. Я и назови жену-то чужим именем. Интересно, как бы оно все там во сне закончилось? Зря меня мент разбудил.
Моисей: — Не зря. Он тебя от семейного скандала спас. Расцарапала бы тебе женщина лицо, а так целый проснулся. Помятый, конечно, но целый. С женой-то живешь?
Паша: — Нет. Лет пять как расстались.
Моисей: — А женщина, та, другая, которая во сне?
Паша: — Зачем я ей, — после долгой паузы, — такой? Слушай, вы, евреи, народ умный, колдовством занимаетесь, кабалистикой, знаете все. У меня родители-то померли давно. Чего они мне снятся? Может, к себе зовут? У тебя выпить нету, Моисей?
Моисей: — Ох ты! Да вы, оказывается, даже имя мое помните! Как попросить опохмелиться, так Моисей, а в пьяном-то виде сразу на «жида» сбился. Эх вы, русские люди…
Паша: — А я не русский. Я – хохол. Правда, я до сих пор не понял, какая между нами разница?
Паша сел на полке, посидел в задумчивости, посмотрел на свои ноги, снял зачем-то носки, повертел их в руках, понюхал, посмотрел через дырявую пятку в зрительный зал и помыслил вслух:
— Золото искал. Его никто не потерял. Алмазы искал. Их тоже никто не потерял. Нефть искал. Но и ее без меня нашли.
Моисей: — Вы что, геолог, что ли?
Паша: — А? – очнулся словно. – Ага. Был геолог. Теперь бродяга.
Моисей: — А едете куда?
Паша: — Домой. В Новореченск. Там у меня друг детства геодезией сейчас командует. Вспомнит, может, меня. Работу какую-нибудь даст. Значит, не дашь выпить?
Моисей: — Не дам.
Паша: — Где это мы?
Моисей (через паузу, выглянув в окно и немного грассируя): — В России.
Паша: — Да будь ты человеком, налей рюмку подлечиться. У меня деньги есть (поднимается, чтобы достать деньги из кармана брюк, координации никакой, падает на полку). Есть у меня деньги, ног вот пока нет. (Достает помятые деньги, протягивает их все Моисею.) Возьми сколько хочешь, грамм сто бы мне. А лучше – 150.
Моисей: — Не надо тебе пить. Не умеешь ты это делать. Сейчас чайку у Любы попросим.
Паша (оглядываясь): — Какая такая Люба? У нас что, баба в купе?
Моисей: — Люба – это наша проводница.
Паша: — А-а-а. Так не нальешь, стало быть?
Моисей: — Нет, не налью. Да и нет у меня.
Паша: — Врешь, что нету. Я слышал, как ты ночью тайно под подушкой колбасу жрал. Значит, и выпивка у тебя есть.
Моисей: — Странная логика.
Паша: — Да и чую я, без всякой логики, что есть у тебя выпивка.
Моисей: — А свою трапезу я предлагал вам со мной разделить, вы просто не помните.
Паша: — Я на ночь не ем. Надо же, рюмку водки для человека жалеет! Дай хоть одеколону.
Моисей: — Что вы такое говорите! Одеколону! Кошмар! И зачем вы только билет в купейный вагон взяли? Ехали бы плацкартой, там вам проще товарищей с одеколоном найти…
Паша: — Плацкартный! Ишь ты! Вы и так всю Россию в плацкартный вагон загнали. Да что там в плацкартный — в общий! Ну ничего, дождетесь и вы столыпинских вагонов, если так с народом обращаться будете.
Моисей: — Сколько ж гадости вы готовы натворить всего лишь из-за рюмки водки!
***
Картина 3. Шум вокзала, перрона, перекрикивая его (за кулисами или в зрительном зале), кричит Серега:
— Воробей! Воробей!
Воробей: — Я здесь!
Встречаются.
Серега: — Ну че с билетами? Я водки взял.
Воробей: — А я билеты купил. Правда, зараза, только в купейный продали. Да, ты вот что мне скажи. Нам до какой «Ини»-то ехать? Там их у вас две: станция и разъезд.
Серега: — Две? Ну ладно, на месте разберемся. Выпьем?
Воробей: — Договорились же, пока в поезд не сядем – не пьем. А то будет как вчера.
Серега: — Не будешь, значит? А я открыл уже крышечку.
Воробей (присматривается и принюхивается к товарищу): — И не только открыл, а уже и хлебнул. Давай.
Серега: — Держи.
Воробей (пьет): — Уф! Только это, Серега, не приставай ты уж больше к проводницам, опять же высадят.
Серега: — Не приставай! Тут ведь смотря какая попадет. Дай я еще глотну. Не поверишь, бывают такие женщины, к которым я и подойти не смогу.
Воробей: — Не бывает некрасивых женщин. Бывает мало водки. Дай мне. Ты сколько взял?
Серега: — Литр.
Воробей: — А хватит нам?

• « МАРГАРИТА
• » Аэродром подскока