Воробей: — Ничего. Сума и тюрьма нас всегда ждут.
Паша: — Ну спасибо, утешил. А сами-то вы куда путь держите?
Воробей: — Вон к его приятелю, на Алтай. Дом помочь построить.
Паша: — На Алтае места замечательные есть. Я был там. В детстве.
Воробей: — В детстве вообще все замечательно.
Серега: — Давайте все-таки послушаем о космических камушках. Чем в нас небо кидается, товарищ Соломон, и какой есть реальный прок от вашей работы?
Паша: — Да никакого! Пудрит мозги трудовому народу на его же бюджетные деньги.
Моисей: — Зря вы так говорите. Наша работа очень и очень нужна людям. Дело в том…
Воробей: — Это ничего, что я к себе заберусь?
Серега: — Постель возьми.
Воробей: — Потом. Еще по маленькой?
Паша: — Я не откажусь. (Наливает)
Моисей обиделся на невнимание, отвернулся к окну.
Воробей (Сереге): — А ты будешь?
Серега: — Я тормознусь немножко.
Воробей: — А! Договорился, что ли?
Паша: — О чем договорился, с кем?
Воробей: — Это не наше с тобой дело, Паша. Наше с тобой дело – выпить.
(Чокаются, выпивают. Воробей вспорхнул на верхнюю полку, опрокинув одну из раскрытых жестянок. Паша, погружаясь в сон, пробормотал: «Осторожнее, черт. А дом вы своему товарищу нисколько не построите. Вы сейчас ни на что полезное не способны. У вас запой начинается мощный — я ви-и-и-жу…»)
Картина 6.
Серега: — Обиделся, что ли, Моисей? Не обижайся. Все равно никакого серьезного разговора получиться не могло. Сам же видишь – спят собеседники. Даже о бабах не стали говорить, а вы про что-то серьезное.
Моисей еще больше уткнулся в окно. Серега увидел, что у того вздрагивают плечи, удивился:
— Да ты плачешь, что ли?
Моисей: — Скажи, а что, правда мы такие, как вот он (кивнул на Пашу) о нас говорит? Что жадные, что никакой от нас пользы народу нет, что кровь мы его пьем?..
Серега: — Паша, конечно, оригинальный малый, но что-то я не помню, чтобы он такое тут гнал…
Моисей: — Вчера он мне тут все это высказывал.
Паша (на секунду проснувшись): — Да-да, и сегодня скажу: кровососы русского народа.
Серега: — Не обращай внимания, Моисей. Я что-то никогда всерьез не задумывался, какой вы народ – евреи. Но мы с Воробьем точно не такие, как Паша.
Моисей: — Все-таки, как вы к нам относитесь? Есть ведь у вас друзья евреи?
Серега: — Сейчас нет. Если, конечно, друг мой Воробей не еврей. А раньше были. Вот, помню, Илейка Коган, замечательный прямо-таки еврей был. Бывало, подойдет к нам и проникновенно так скажет: «Ребята! У меня рубль есть, давайте напьемся!»
Моисей: — И что вы?
Серега: — И мы обычно напивались. А утром он же, Илейка Коган, говорил: «Ребята, давайте пивка попьем, у меня рубль-то остался».
Моисей: — Издеваетесь надо мной.
Серега: — Да нет, почему? Мы на него не обижались. Он компанейский парень был. Когда у него родителей не бывало дома, мы заходили к нему в гости. Выпивка, конечно, наша, но холодильник мы его весь съедали. Иногда дискотеки у него устраивали. Ковер, помню, прожгли окурками. В восьми местах.
Моисей: — Не так, а так, чтобы друг настоящий, из наших, – не было?
Серега: — Фу, черт! Да как же не было! Был! Такой, что я у него на свадьбе свидетелем был, он – у меня. Правда, что он еврей, я потом узнал, когда он в Израиль иммигрировал. И это, браки наши почему-то развалились. И у него, и у меня. Но это ведь к вашей с ним национальности никакого касательства не имеет. Да, не парься ты, Моисей, по еврейскому вопросу. Хотя, имена у вас, конечно, не то чтобы странные, а все ж таки непривычные. Не знаешь, до Тюмени еще долго?
Моисей: — Понятия не имею. А знаете, у меня дочь в Израиле живет. Я так давно ее не видел. У вас дети есть?
Серега: — Есть. Тоже дочь. От первой жены.
Моисей: — Давайте за детей наших выпьем, Сережа.
Серега: — Давайте.
(Выпивают, закусывают)
Серега: — А вы не собираетесь к дочери, так, чтобы на совсем?
Моисей: — Нет. Не собираюсь. У меня работа здесь интересная. Единомышленники.
Серега: — Да бросьте вы! «Работа, единомышленники». Будто в Израиле вам не найдется этого добра!
Моисей: — Как вы это хорошо сказали, на наш, еврейский манер.
Серега: — А я бы на вашем месте уехал. Лучше, конечно, в Америку, в НАСА. Если вы серьезно космосом занимаетесь, там бы вам деньги хорошие дали. Хотя нет, лучше к дочери. Какая радость от денег, если нет рядом любимой дочери! Я вот сына хотел, а сейчас так рад, что у меня дочь. Это единственная женщина в жизни, которая тебя не обманет и не разлюбит. Моисей, ты чего опять плачешь-то? На тебя что, водка так действует?
Моисей: — Сережа, Сережа-Сережа. Вот ты сказал, что сына ждал. Мы тоже с женой очень хотели сына первенца. И Бог услышал наши молитвы и дал нам его. Но он родился… больной. Ненормальный. И мы предали его. Отдали в интернат. Он уродец, но он ведь наш, родной уродец. Нам не хватило сил. Я увидел, что Сара моя сама понемногу лишается рассудка. Предали мы его. А девочка родилась нормальной. Как мы боялись ее рожать! Ничего, обошлось. Выросла красавица и умница. Она и не знает, что у нее есть старший брат. Удивляется на нас, почему мы не хотим к ней в Иерусалим перебраться. А как же мы отсюда уедем? Здесь наш первенец. И мы уедем к дочери, если только он умрет раньше нас.
Серега: — Смотри, останавливаемся. Тюмень, должно быть. Пойдем на перрон, продышимся. Тебе погулять надо. Пивка возьмем.
Моисей: — Мне нельзя пива. У меня мочевой пузырь слабый. И почки больные.
Серега: — Да мы немного. По кружечке всего. Пойдем-пойдем, вставай, Моисей. Ничего, что я на «ты»?
Моисей: — Ничего, Сережа. Я тебе главную свою боль рассказал. Доверился. Это ведь сближает больше, чем какой-нибудь брудершафт.
Серега: — Опа! Немножко штормит, да? Брудершафт, говоришь. А что, я согласен выпить с тобой на брудершафт. Ну идем.
***
Проходят мимо Любы.
Серега: — Я скоро приду, как договорились. После Тюмени. Душ будет?
Люба: — Будет. Только сначала я схожу, с Москвы не мылась. (Обоим, нарочито громко: «Пассажиры! Далеко не уходите. Стоянку могут сократить». «Да мы рядышком, киоск вот он»)
Картина 7.
Серега: — Моисей, ты вот тут за столб держись, я сам возьму, ты какое пиво любишь?
Моисей: — Мне все равно. Я ведь его не пью. Сережа, посмотрите, какое небо, какие звезды!
(Мимо проходит сержант. Он откликается на последние слова Моисея: «Какие звезды, старый? Это фонари вокзальные горят». – «Нет, вы не правы, это — звезды». – «Ладно, поспорь уж немножко, некогда мне тут с тобой. Потом как-нибудь договорим». Подходит к Моисею вплотную, нюхает его: «Да ты пьян! Мир перевернулся, и может случиться что-то нехорошее. Завтра я за тобой внимательно понаблюдаю. Жди в гости, Моисей».)
Сержант подходит к Любе, он явно нетрезв, игриво:
— Доложите обстановку в вагоне, товарищ проводник.
Люба: — Саша, да ты же пьян! Ты что делаешь, на тебе же форма, пистолет!
Сержант: — Сохраняйте спокойствие, гражданка. Ситуация под контролем. Ну выпили немножко, у меня же день рождения (смотрит на часы) через полчаса начнется. Ребята поздравили.
Люба: — А где они?
Сержант: — Уснули. Слабаки. Так что один я теперь всему поезду охрана и надежда.
Люба: — Спаси, господи, от такой охраны.
Сержант: — Я приду ночью, а?
Люба: — Как ты мне надоел за этот рейс! Нет, сколько раз тебе говорить!
Сержант: — Ломаешься, как девочка. Напарница твоя куда как сговорчивее. Такая любовь у нас с ней бывает!.. Не рассказывала она тебе?
Люба: — Знаю я вашу любовь: под пистолетом она под тебя ложится. Ох, доиграешься, Сашок! Ты же как бандит себя ведешь, а не как милиционер.
Сержант: — Скажешь тоже – бандит! Я в следующий раз уже старшим отделения охраны поеду, приказ подписан. Меня начальство ценит.
Люба: — Лучше бы тебя люди ценили. Ступай уж к себе, спать бы лучше лег.
Сержант: — Пожалуй, лягу. А завтра – приду к тебе. С тобой хочу свой день рождения провести. И никуда ты от меня не денешься. Я своего привык добиваться. Так что смотри, не подпускай к себе никого.
Люба: — Ты что, угрожаешь мне? «Не подпускай никого»! Это вообще не твое дело.
Сержант: — Мое. Потому что я хочу, чтобы ты была моей. Только моей. Ты меня поняла?

• « МАРГАРИТА
• » Аэродром подскока