М Е Ф И С Т О Ф Е Л Ь: Четыре императора российских
пытались много раз его утихомирить,
старались у него отбить охоту
писать пророческие книжки,
но всё, в итоге, оказалось тщетным …

Ф А У С Т: Немудрено, что он провёл по тюрьмам двадцать лет…
Кому же из императоров приятно было
такое о себе услышать и о напастях, им грозящим?!

М Е Ф И С Т О Ф Е Л Ь: Представь себе, сама императрица
Великая Екатерина, прочтя прогноз своей судьбы,
где ей был оговорен срок, не удержалась
и соизволила ему назначить встречу.

А он, придя на рандеву,
с ней говорил без всякого почтения,
рубил ей правду-матку.
И каково ей было это слышать?

Ф А У С Т: Но всё, в итоге, так и вышло
и оказалось сущей правдой!

М Е Ф И С Т О Ф Е Л Ь: Кому, скажи, нужна такая правда! …

Согласен, на Екатерине
уже тогда стояла метка смерти,
но с этой меткой можно жить десятки лет.

Все люди смертны, но зачем писать об этом,
озвучивать и назначать конкретный срок…

Ф А У С Т: Вот интересно, как сие происходило?
Хотел бы я взглянуть!
Сцена 2

Покои Императрицы Екатерины II. Она листает тетрадь. Стража вводит монаха Авеля. Фауст и Мефистофель наблюдают со стороны за происходящим.

Е К А Т Е Р И Н А: Ну, братец,
расскажи-ка матушке Императрице,
как ты всё это накарябал,
как ты удумал написать,
что скоро мне лишиться жизни?

Скажи, как ты дерзнул предречь мою кончину,
судьбе моей назначить крайний срок.

Как смел, чернец, ты написать сие,
и кто ж тебя на это надоумил?
Не мог мужик Василь Васильев
своим умом придумать этот вздор.

Так, кто ж тебя, простого мужика,
сподобил написать преступные пророческие книги?

А В Е Л Ь: Когда стяжал я Бога в Валаамской пустыни,
с небес был верный глас:
«Иди к Царице северной Екатерине,
иди и рцы ей правду!»
Сей глас был мной исполнен.

… Однажды затемно я был чудесно вознесен на небо
четою божьих ангелов, и боле суток пробыл там,
там были мне открыты книги, и я их записал.
И после этого обрёл я дар пророчества и прорицания судеб.
Господь меня подвигнул, чтобы я
мог сказывать его святые тайны.

Е К А Т Е Р И Н А: Так может, были то не ангелы, а бесы?

… А верно ль ты уразумел небесные виденья,
иль может, это просто блажь, бесовские мечтанья?

А В Е Л Ь: Нет, бесы мне тогда уж более не докучали.
Когда они увидели, как Бог беседует со мною,
они бежали прочь.

… Там были две открытых книги,
их содержанье я и записал.
Велели мне, чтоб описал я то, что видел,
поведал то, что слышал.
Но только избранным и тем, кто в силах мочь
сместить в себя святые словеса.
Сей глас был девять лет назад,
с тех пор он путь мне указует.

Е К А Т Е Р И Н А: А после этого ты, верно, возгордился?

А В Е Л Ь: Здесь нет моей гордыни,
и не искал я славы для себя.
Я лишь исполнил долг, завещанный от Бога.

Я от себя не сочинял и записал лишь то,
что видел, и то, что слышал,
и буду исполнять лишь то,
что должен исполнять.

А книги написал, чтоб те
попали бы к Её Величеству Императрице,
и чтоб потом предстать пред ней
и ей поведать о гласе том,
о том, что будет с государством и с короной.

Е К А Т Е Р И Н А: Ну, полно те!
О государстве как-нибудь сама я позабочусь!

… И впрямь ты, сумасброд, желал
попасть в дворец к Императрице
и там плести ей всякий вздор!

Кто ты, наивный правдолюб иль сумасбродный инок?
Как ты дерзнул нарушить мой покой,
придти ко мне и говорить мне то, что именуешь правдой?

Кто ж повелел тебе пойти сюда на верную погибель?

А В Е Л Ь: То повелел мне тот, кто небо сотворил и землю.

Е К А Т Е Р И Н А: И почему тебе должна я верить?

А В Е Л Ь: Ты мне не верь!
Ему ты можешь верить!

Знать, власть его безмерна,
коль я сейчас стою перед тобой.
А он, как, Государыня, ты видишь,
устроил нынче нашу встречу
и свёл меня с тобой.

Е К А Т Е Р И Н А: … Еще ты пишешь, будто сын мой Павел
восстанет супротив меня.
Так это — заговор!
И что ж теперь мне ждать от Павла!

А В Е Л Ь: Он супротив в словах и мыслях,
но только не в делах.
В его словах нет дела, …
до дела не дойдёт.

Е К А Т Е Р И Н А: Ну, успокоил! Ну, спасибо!
Ну, молодец, утешил!..
И умереть мне, значит, своей смертью.

… Что ж за судьба такая.
Нигде мне нет покоя,
не знаю я, откуда ждать мне бед.

… С тех пор, как умер Пётр Великий,
среди царей — одни цареубийцы!
Почти никто из них законно
не занял царский трон.
Садясь на трон, они не знали,
что им судьба готовит,
подпишут ли себе суровый приговор.

А В Е Л Ь: Всё катится по кругу,
и Павлу тоже их судьбы не миновать.

Е К А Т Е Р И Н А: … И, что скажи — за эту книгу —
с тобою надлежит мне сделать?
Как сам себе ты мыслишь?

А В Е Л Ь: Теперь я понял,
что по безрассудству я сочинил её
и зря навлёк негодованье Матушки Царицы.
и за сие злодейство меня примерно надо наказать.

Е К А Т Е Р И Н А: Ну, нет, не зря!
Надолго ты меня лишил покоя!

Вначале мне казалось,
что от бесовского мечтанья
твой разум помутился…
Так нет же! Ты в своём уме!
Что на уме, так то – на языке.

… Что ж мне с тобою делать
с упрямым правдолюбцем?
Уж право и не знаю?
Признаюсь, дерзкими речами
меня ты сильно озадачил и даже напугал.

… Ну, всё, довольно!
Мне ясно всё с тобою.
Пора кончать бесплодный разговор.

Сегодня подписала я указ о твоей казни.

Авель, услышав о приговоре, остался невозмутим.

Е К А Т Е Р И Н А: Ты что ж молчишь, не каешься,
не просишь о пощаде,
не вопиёшь, что бес тебя попутал.
Иные бы сейчас, узнав о приговоре,
в ногах валялись и целовали пол.
А ты покоен и смирён.
… И пытки в Тайной Экспедиции тебя не запугали.

(пауза)

А В Е Л Ь: Тот, кто послал меня сюда, сказал,
чтоб ничего я не боялся.

Прости за дерзость, Матушка Царица,
но ты и я – мы все во власти Бога.
И по сему я так спокоен.

А в тех видениях и голосах,
нет ничего о моей смерти, о том,
что я умру чрез месяц или два.

… Я знаю, что меня казнить никто не сможет,
пока на то нет воли Бога.
А нынче, мой час ещё не пробил, …
никто из смертных не властен надо мной.

Екатерина молчит не зная, что сказать.

А В Е Л Ь: … В такой же зимний, серый день
к обедни буду похоронен, но вот не ноне, …
а через лет так сорок, … а может сорок пять.

В такой же день, как и сейчас,
по трубам будет завывать пурга.
Честная братия озябшими руками
расколет стылый грунт, …
опустит жалкий гроб
и забросает яму мёрзлыми комками.

Но к тому времени я выполню наказ,
что получил с небес, и долг уже исполню
и те, кому положено узнать,
узнают всё, что надлежит им знать.

Екатерина не знает, как это воспринимать.

Е К А Т Е Р И Н А: Упрямый правдолюбец.
Иные бы сейчас в истерике катались
А ты – невозмутим.
Другие предо мною трепетали,
теряли речь и падали без чувств.
Ты ж говоришь со мной, на равных.

Не хочешь ты или не можешь ты понять,
кто — ты, а кто есть я,
что целиком в моей ты власти.

А В Е Л Ь: … Пред Богом все равны.
Все ходим мы под Богом и ровня перед ним.

Е К А Т Е Р И Н А: … Ну, нет,
тебя действительно казнить я не хочу,
но и пускать на волю тоже.

Ты будешь жить, и не погибнешь ты
со славой страстотерпца.

… Ну, всё ступай! Пора тебе в обитель.
там будет время замолить грехи.

Там в кандалах ты сможешь усмирить гордыню
и будет время для тебя понять,
что лучше ничего не знать и быть на воле,
чем знать да быть в тюрьме.
… Уж лучше ничего не знать, а если знать – молчать.

… Твори покрепче перед сном молитву,
смиряй себя молитвой и постом
чтоб сон твой был покоен и ум не замутнён.

Екатерина звонит в колокольчик. Входит охрана и уводит Авеля.

Е К А Т Е Р И Н А: … Откуда ж вы берётесь грамотеи!
Емелька тоже возомнил себя царем.
Как научился грамоте, так сразу возгордился.
Нет, грамота для вас не впрок!

Екатерина уходит. Фауст и Мефистофель остаются одни.

М Е Ф И С Т О Ф Е Л Ь: И через восемь месяцев
пророчество свершилось
как было предначертано судьбой.

• « НАХЛЕБНИЧЕК
• » Про здоровых и больных.